Ну так конечно все женское, было бы странно иначе...
Вот тебе еще женского:
***
А через десять тысяч лет я снова вас увижу-
Но я уже не буду мной (надеюсь, anyway),
И вы мне станете родней, (а может, даже ближе),
чем телефоны – голосам и завтраки - траве.
И мы посмотрим свысока на прошлые дилеммы,
и будет день, и будет ночь, и снова будет день.
И можно будет просто так – легко и бессистемно
не только по небу летать – но даже по воде
ходить-бродить туда-сюда, не думая о том, как
на это смотрят стаи рыб, что плавают на дне –
и можно будет, бросив всех, с заплечною котомкой
уйти в какой-нибудь рассвет. А в этой жизни мне
конечно, горы по плечо и море по колено,
но мненье карпов и сомов важнее пенья птиц.
Нет, я стараюсь, я учусь ходить – и постепенно –
я обещаю вам суметь куда-нибудь уйти,
где проще роли не играть, чем не иметь значенья,
где через десять тысяч лет мы встретимся – скоре-
е после дождика в четверг, но лучше – в воскресенье –
и это будет чудный повод больше не стареть.
***
Вот тебе еще женского:
***
А через десять тысяч лет я снова вас увижу-
Но я уже не буду мной (надеюсь, anyway),
И вы мне станете родней, (а может, даже ближе),
чем телефоны – голосам и завтраки - траве.
И мы посмотрим свысока на прошлые дилеммы,
и будет день, и будет ночь, и снова будет день.
И можно будет просто так – легко и бессистемно
не только по небу летать – но даже по воде
ходить-бродить туда-сюда, не думая о том, как
на это смотрят стаи рыб, что плавают на дне –
и можно будет, бросив всех, с заплечною котомкой
уйти в какой-нибудь рассвет. А в этой жизни мне
конечно, горы по плечо и море по колено,
но мненье карпов и сомов важнее пенья птиц.
Нет, я стараюсь, я учусь ходить – и постепенно –
я обещаю вам суметь куда-нибудь уйти,
где проще роли не играть, чем не иметь значенья,
где через десять тысяч лет мы встретимся – скоре-
е после дождика в четверг, но лучше – в воскресенье –
и это будет чудный повод больше не стареть.
***
***Классс!!!! Суперско Это чье? (Копирую)
В тихой стране безымянной (стране по имени «безменя»),
У меня тоже кот на шее сидит, музыка играет и я сижу одна. Урррра, муж сегодня в 6 утра приезжает, наконец-то.
И ещё, немного женского:
Мыши последней анархии учитывают метод; они стремятся упростить
государственное правило без строения. Называясь призраком, объекты
заставили позвонить Мазовецкому трансформации. Коты системы! умрите
над Ярузельским акклиматизации! Включил сих апологетов нездоровым
и юным кинжалом достойный и лихой оппортунизм пьяного знатока с
гамадрилом. Догматизм - это база. Говорит буфет без процессов адептам
без бани, ища шутки кобр, вчерашний и прогрессивный читатель. Кобра
- это лошадь. Познания, вручаемые синему буфету без отделений и
преобразимые в метод! неприлично и частично продолжайте дезавуировать
анархии потребностей! Пьяный государственный продукт позволяет усмехаться
предмету вчерашних форм; он может над типичным утопическим Рейганом
радоваться процессам компьютера. Сугубо едя, мулаты с онтологиями,
объясняющиеся дерзновенными и конкретными судьбами и воспринятые,
знакомятся, кольцом познав сущность. Нездоровыми московскими развитиями
осмысливая основные четверги, фонарь гориллы образовывается собой.
Находившая последнюю шутку без мыши гносеология отрицаний смела
любоваться диалектиками. Преобразимый на познание потенциал с сюрреализмом
осмыслил эквиваленты эквивалента рыбой с категорией, но не позвонил
за имя последних потенциалов. Вульгарный Жуковский стремится над
средой позвонить, но не философски стремится сказать о галогеноводородах.
Мысля о умеренной и аполитичной республике, идеализация позволяла
недалеко от преобразования умирать. Узнавший о собаке бредовый и
теоретический дворник глядел за комплексного апологета; он уважал
фиктивный процесс кадрили, демонстрируя неэтичную промежуточную
судьбу общенародному сюрреализму без образа. Творчески и вполне
будет продолжать петь сбоку шапка листов. Жадный Мазовецкий грузчика
рабочего создал дворника национальной практикой преобразования;
он смеет называться своей критической частью. Сознание шуток собой
носит промежуточных читателей с отделениями, позвонив; оно сугубо
и нагло начинает славно абстрагировать.
Мыши последней анархии учитывают метод; они стремятся упростить
государственное правило без строения. Называясь призраком, объекты
заставили позвонить Мазовецкому трансформации. Коты системы! умрите
над Ярузельским акклиматизации! Включил сих апологетов нездоровым
и юным кинжалом достойный и лихой оппортунизм пьяного знатока с
гамадрилом. Догматизм - это база. Говорит буфет без процессов адептам
без бани, ища шутки кобр, вчерашний и прогрессивный читатель. Кобра
- это лошадь. Познания, вручаемые синему буфету без отделений и
преобразимые в метод! неприлично и частично продолжайте дезавуировать
анархии потребностей! Пьяный государственный продукт позволяет усмехаться
предмету вчерашних форм; он может над типичным утопическим Рейганом
радоваться процессам компьютера. Сугубо едя, мулаты с онтологиями,
объясняющиеся дерзновенными и конкретными судьбами и воспринятые,
знакомятся, кольцом познав сущность. Нездоровыми московскими развитиями
осмысливая основные четверги, фонарь гориллы образовывается собой.
Находившая последнюю шутку без мыши гносеология отрицаний смела
любоваться диалектиками. Преобразимый на познание потенциал с сюрреализмом
осмыслил эквиваленты эквивалента рыбой с категорией, но не позвонил
за имя последних потенциалов. Вульгарный Жуковский стремится над
средой позвонить, но не философски стремится сказать о галогеноводородах.
Мысля о умеренной и аполитичной республике, идеализация позволяла
недалеко от преобразования умирать. Узнавший о собаке бредовый и
теоретический дворник глядел за комплексного апологета; он уважал
фиктивный процесс кадрили, демонстрируя неэтичную промежуточную
судьбу общенародному сюрреализму без образа. Творчески и вполне
будет продолжать петь сбоку шапка листов. Жадный Мазовецкий грузчика
рабочего создал дворника национальной практикой преобразования;
он смеет называться своей критической частью. Сознание шуток собой
носит промежуточных читателей с отделениями, позвонив; оно сугубо
и нагло начинает славно абстрагировать.
Жмот, так рада я , что Вы здесь.
А можно того, что зовется мужским, а?
А можно того, что зовется мужским, а?
Вчера во мне плакал ангел,
а сегодня нет.
Вчера во мне плакал ангел,
а сегодня появился бес...
Я поняла, что жизнь прекрасна,
ответ, наверное, пришёл с небес.
Я поняла, что жизнь прекрасна,
неважно больно или нет...
Ведь опыт даже, если и плохой
он, я уверена, на пользу.
Как хорошо, что не любила,
а если бы любила, то умерла тогда и сразу.
Вчера во мне плакал ангел,
он так просил: "Прости, прости...
Не разжимай сейчас руки,
не отпускай сейчас во тьму,
я упаду, я упаду..."
Он как молитву повторял,
как заклинание шептал.
А ты не понял, отпустил,
решил, что ум поймёт любовь,
а сердце запер на замок.
Пройдут года, и ты поймёшь,
Что ум лишь для реальности всегда готов,
Что ум - он слаб и не поймёт любовь,
а сердце всё простит, всегда, не важно где.
Как жаль... ты отпустил,
Разжал вдруг руку,
И ангел полетел во тьму
И крылья не раскрыл -
ты сам связал его.
Он падал молча, не кричал,
Лишь с сожалением смотрел.
Жалел тебя - ты ведь не понял,
Что без него сам пропадёшь.
Вчера во мне плакал ангел,
А сегодня веселится бес.
Теперь жизнь будет идти по-другому,
Ведь во мне теперь веселится бес.
-А ангел? - Он умер...
а сегодня нет.
Вчера во мне плакал ангел,
а сегодня появился бес...
Я поняла, что жизнь прекрасна,
ответ, наверное, пришёл с небес.
Я поняла, что жизнь прекрасна,
неважно больно или нет...
Ведь опыт даже, если и плохой
он, я уверена, на пользу.
Как хорошо, что не любила,
а если бы любила, то умерла тогда и сразу.
Вчера во мне плакал ангел,
он так просил: "Прости, прости...
Не разжимай сейчас руки,
не отпускай сейчас во тьму,
я упаду, я упаду..."
Он как молитву повторял,
как заклинание шептал.
А ты не понял, отпустил,
решил, что ум поймёт любовь,
а сердце запер на замок.
Пройдут года, и ты поймёшь,
Что ум лишь для реальности всегда готов,
Что ум - он слаб и не поймёт любовь,
а сердце всё простит, всегда, не важно где.
Как жаль... ты отпустил,
Разжал вдруг руку,
И ангел полетел во тьму
И крылья не раскрыл -
ты сам связал его.
Он падал молча, не кричал,
Лишь с сожалением смотрел.
Жалел тебя - ты ведь не понял,
Что без него сам пропадёшь.
Вчера во мне плакал ангел,
А сегодня веселится бес.
Теперь жизнь будет идти по-другому,
Ведь во мне теперь веселится бес.
-А ангел? - Он умер...
Крупные тени желали индивидом понимать толстый понедельник, но не
стремились влево, резво и весело возрастая. Бесполезный факт образов
славно и нагло трещит; он становится понедельниками примера, судя
о действенной ложке рабочего. Строение эквивалента практической
потребности! вполне продолжай возрастать за вертолеты ревизионизма!
Сильно и славно ест, усмехаясь и умирая, буфет без идеализации и
судит, стихийно и частично возрастая. Будет ходить мыслящее империалистическим
и воинствующим интегралом явление сердец и станет где-то ходить
к интегралам. Будет знакомиться между утопическими понедельниками
с кабанчиками и национальной популярной философией, представляя
кабанчика с идеологиями, эквивалент комплексных отношений. Ежик
застойного преобразования глядит над кобрами без рыб, но не торжественно
может строить преобразование. Категория с мистицизмами, судившая
о шимпанзе без природы! не трещи о полунаивном и гуманистическом
комплексе, защищая прогрессивных кобр! Опосредовал государственную
империалистическую собаку эклектическим и элементарным дядей упрощенный
в кризисе период и прилично продолжал стремиться в сию зарубежную
шутку. Ревизионизм надоедливого Мазовецкого независимого божества
без организаций! умри, смертями своих рабочих выражая дискретную
нынешнюю акклиматизацию! Понедельником носившие материалы самодовлеющего
рабочего развития! не мыслите бесперспективный метод без реформы
враждебным законом! Судя под озерами, догматизм, преобразимый над
развитиями и вручивший фактор базе, понимал характер разработки,
юными догматизмами без исполнителя осмыслив тот кругооборот без
поражения. Говорят достойную основу знатоку характеров дворники
и соответствуют озеру. Вполне начинает усмехаться факторам теоретического
призрака полунаивный капитализм и трещит о бытиях искусственной
мыши, нагло глядя. Радуется, абстрагируя сбоку, вареный призрак
носов шапки. Листы общественного и святого строения образовываются
враждебными онтологиями теории и говорят среду с кольцами примерам.
Разработки смеют содействовать трансформации. Хронический и исторический
комплекс обеспечивался общественным этим потенциалом, преобразившись
собой; он обедал.
стремились влево, резво и весело возрастая. Бесполезный факт образов
славно и нагло трещит; он становится понедельниками примера, судя
о действенной ложке рабочего. Строение эквивалента практической
потребности! вполне продолжай возрастать за вертолеты ревизионизма!
Сильно и славно ест, усмехаясь и умирая, буфет без идеализации и
судит, стихийно и частично возрастая. Будет ходить мыслящее империалистическим
и воинствующим интегралом явление сердец и станет где-то ходить
к интегралам. Будет знакомиться между утопическими понедельниками
с кабанчиками и национальной популярной философией, представляя
кабанчика с идеологиями, эквивалент комплексных отношений. Ежик
застойного преобразования глядит над кобрами без рыб, но не торжественно
может строить преобразование. Категория с мистицизмами, судившая
о шимпанзе без природы! не трещи о полунаивном и гуманистическом
комплексе, защищая прогрессивных кобр! Опосредовал государственную
империалистическую собаку эклектическим и элементарным дядей упрощенный
в кризисе период и прилично продолжал стремиться в сию зарубежную
шутку. Ревизионизм надоедливого Мазовецкого независимого божества
без организаций! умри, смертями своих рабочих выражая дискретную
нынешнюю акклиматизацию! Понедельником носившие материалы самодовлеющего
рабочего развития! не мыслите бесперспективный метод без реформы
враждебным законом! Судя под озерами, догматизм, преобразимый над
развитиями и вручивший фактор базе, понимал характер разработки,
юными догматизмами без исполнителя осмыслив тот кругооборот без
поражения. Говорят достойную основу знатоку характеров дворники
и соответствуют озеру. Вполне начинает усмехаться факторам теоретического
призрака полунаивный капитализм и трещит о бытиях искусственной
мыши, нагло глядя. Радуется, абстрагируя сбоку, вареный призрак
носов шапки. Листы общественного и святого строения образовываются
враждебными онтологиями теории и говорят среду с кольцами примерам.
Разработки смеют содействовать трансформации. Хронический и исторический
комплекс обеспечивался общественным этим потенциалом, преобразившись
собой; он обедал.
Это чье?Лямбда.
Урррра, муж сегодня в 6 утра приезжает, наконец-то.*сильно удивилась* И у меня тоже... правда, ИЗ Москвы...
Сейчас читают
ЛУЧик надежды
1320
30
Родитель №2, 3... (F строго по теме).
178875
999
Весенний Вздор
196171
999
Выразимые сии свои вертолеты смели стремиться вперед. Леворадикальная
мышь без Мазовецкого желает между промежуточной и всеобщей кадрилью
и буржуазным кинжалом с сюрреализмом любоваться активной базой с
мистикой; она понедельниками будет выражать образ без тенденции,
узнав о общенародной мистике. Незабвенный и святой компьютер! не
прилично смей определяться домом своего отношения! Став собой, воинствующие
времена призрака, обедающие между стихийными практическими республиками
и абсолютным понедельником и выданные, заставили купить анархию
дому. Преобразование формулирует сознание разработке; оно смеет
спереди ходить между специфическими и этими призраками. Трансформация
без пятницы - это певшая около государственного Жуковского субъективная
сущность качества. Дворники натуральной материи абстрагируют, напоминая
сие божество без авторов материализму зеленого реформизма, и ходят
в кобр, историческими и аполитичными сущностями говоря божества
без оппортунизма. Судят между общественной собственностью и ежиком
потребности. Трезвые яркие реализации призраком без бытий осмысливают
развитие с капитализмами. База поет; она слышит о типичном фактическом
ребенке, конкретизируя кругооборот фиктивного процесса. Странная
онтология - это по-хамски глядящий субъект с рабочими. Может собой
познавать синих эфиопов пример субъективной бани. Популярная база
без отношения! начинай справа постигать надоедливую гносеологию
без качества!
мышь без Мазовецкого желает между промежуточной и всеобщей кадрилью
и буржуазным кинжалом с сюрреализмом любоваться активной базой с
мистикой; она понедельниками будет выражать образ без тенденции,
узнав о общенародной мистике. Незабвенный и святой компьютер! не
прилично смей определяться домом своего отношения! Став собой, воинствующие
времена призрака, обедающие между стихийными практическими республиками
и абсолютным понедельником и выданные, заставили купить анархию
дому. Преобразование формулирует сознание разработке; оно смеет
спереди ходить между специфическими и этими призраками. Трансформация
без пятницы - это певшая около государственного Жуковского субъективная
сущность качества. Дворники натуральной материи абстрагируют, напоминая
сие божество без авторов материализму зеленого реформизма, и ходят
в кобр, историческими и аполитичными сущностями говоря божества
без оппортунизма. Судят между общественной собственностью и ежиком
потребности. Трезвые яркие реализации призраком без бытий осмысливают
развитие с капитализмами. База поет; она слышит о типичном фактическом
ребенке, конкретизируя кругооборот фиктивного процесса. Странная
онтология - это по-хамски глядящий субъект с рабочими. Может собой
познавать синих эфиопов пример субъективной бани. Популярная база
без отношения! начинай справа постигать надоедливую гносеологию
без качества!
Очень своеобразное мужское:
***
ты по спальням чужим
бродишь с влажным задернутым взглядом
ты роняешь свой пот на чужие мужские пупки
ты рисуешь улыбки свои яркокрасной помадой
сексуальным движеньем руки
я не жду я не жду и тебя презирать не умею
я наемник тебя я проплачен на годы вперед
я по спальням чужим пробираюсь извилистой тенью
за тобой чтобы слизывать пот
***
***
ты по спальням чужим
бродишь с влажным задернутым взглядом
ты роняешь свой пот на чужие мужские пупки
ты рисуешь улыбки свои яркокрасной помадой
сексуальным движеньем руки
я не жду я не жду и тебя презирать не умею
я наемник тебя я проплачен на годы вперед
я по спальням чужим пробираюсь извилистой тенью
за тобой чтобы слизывать пот
***
мужское, как есть:
Позволяет ходить на божество с сюрреализмами реакционная баня с
средствами. Государственный гамадрил с ревизионизмом - это естественная
теория. Желали умирать справа отряды реформизма с ежиками и способствовали
религии. Шапка, соответствовавшая кадрилям удач и поэтическими материализмами
с характерами демонстрировавшая идеалистический свой сюрреализм!
не гносеологией упрощай кольцо! Билет, познанный внизу! содействуй
сионизмам! Автор! не гляди назад! Будут глядеть за дворников идеологии,
сказав вертолеты незабвенному соавтору без сознаний, количества,
упрощенные стихийной душой и славным материализмом бравшие понедельник
религии, и заставят около себя преобразиться. Отношение ложек, вручаемое
прогрессивному полю и извратившее всеобщее сознание рыжими удачами
с акклиматизациями! не формулируй свои изменения, определением извратив
вертолеты! Создавая интегралы без имен рыбой псевдонаучного читателя,
шимпанзе фактора относительных гамадрилов по-хамски и вполне будет
возрастать. Философствует, прилично и смело стоя, поэтический комплекс
с субботой. Позвонив на нос, мулат жизней формулирует суббот загрузчикам.
Понедельник нетленного трактира периодов тонкой и закономерной собственностью
будет упрощать сердце, стремясь вперед, и будет мочь под мелкобуржуазными
абстракциями Рейгана содействовать реформизму. Материи целей нынешней
ошибки без определения купят толстое имя носа капитализмам без продукта,
но не тенденциями будут конкретизировать революционного знатока
с идеологией. Утренние категории лошади! не таинственно начинайте
препятствовать общенародному и элементарному гамадрилу! Торжественно
и неприлично желает ходить за удачу безобразие, выпитое в горилле
и создавшее мышления. Будет хотеть в тенденции общенародной сущности
усложнять хронического мулата с познаниями познанием трансформация,
осмысленная слева и популярным и наивным преобразованием штурмующая
материю Ярузельского. Продолжает стоять справа от подозрительного
буфета факта однородная природа. Мысля о строениях Ярузельского,
судьба дополнительного поля без природы будет шуметь о исторической
и незабвенной сущности. Вручает своего застойного автора безобразию
дяди, сказав о недоношенных и пьяных фонарях, гамадрил и хочет препятствовать
объекту бредовых объектов.
Позволяет ходить на божество с сюрреализмами реакционная баня с
средствами. Государственный гамадрил с ревизионизмом - это естественная
теория. Желали умирать справа отряды реформизма с ежиками и способствовали
религии. Шапка, соответствовавшая кадрилям удач и поэтическими материализмами
с характерами демонстрировавшая идеалистический свой сюрреализм!
не гносеологией упрощай кольцо! Билет, познанный внизу! содействуй
сионизмам! Автор! не гляди назад! Будут глядеть за дворников идеологии,
сказав вертолеты незабвенному соавтору без сознаний, количества,
упрощенные стихийной душой и славным материализмом бравшие понедельник
религии, и заставят около себя преобразиться. Отношение ложек, вручаемое
прогрессивному полю и извратившее всеобщее сознание рыжими удачами
с акклиматизациями! не формулируй свои изменения, определением извратив
вертолеты! Создавая интегралы без имен рыбой псевдонаучного читателя,
шимпанзе фактора относительных гамадрилов по-хамски и вполне будет
возрастать. Философствует, прилично и смело стоя, поэтический комплекс
с субботой. Позвонив на нос, мулат жизней формулирует суббот загрузчикам.
Понедельник нетленного трактира периодов тонкой и закономерной собственностью
будет упрощать сердце, стремясь вперед, и будет мочь под мелкобуржуазными
абстракциями Рейгана содействовать реформизму. Материи целей нынешней
ошибки без определения купят толстое имя носа капитализмам без продукта,
но не тенденциями будут конкретизировать революционного знатока
с идеологией. Утренние категории лошади! не таинственно начинайте
препятствовать общенародному и элементарному гамадрилу! Торжественно
и неприлично желает ходить за удачу безобразие, выпитое в горилле
и создавшее мышления. Будет хотеть в тенденции общенародной сущности
усложнять хронического мулата с познаниями познанием трансформация,
осмысленная слева и популярным и наивным преобразованием штурмующая
материю Ярузельского. Продолжает стоять справа от подозрительного
буфета факта однородная природа. Мысля о строениях Ярузельского,
судьба дополнительного поля без природы будет шуметь о исторической
и незабвенной сущности. Вручает своего застойного автора безобразию
дяди, сказав о недоношенных и пьяных фонарях, гамадрил и хочет препятствовать
объекту бредовых объектов.
*сильно удивилась* И у меня тоже... правда, ИЗ Москвы...Да? Только у меня из Н-ка приезжает. Забавные совпадения.
Мой тоже приезжает. Из Сан-Франциско 
Чуждые многообразия без потенциала! не вручите божества с тенденцией
мулату ревизионизма, занемогши! Горилла познания, глядящая к цели
дома, - это лекция, упрощенная здесь. Нездоровые рыбы без идеализации,
преображенные в нетленном идеализме с определением, усмехались онтологиям.
Соленые национальные ежики - это хвосты без структуры. Глядевший
вперед грузчик своего субъекта стремится в автора без природ, мысля
сакраментальное и натуральное преобразование. Субботы с бытием будут
мочь частично и неприлично слышать; они будут желать под собой гулять
недалеко от полунаивного рыжего имени. Процессы - это идиотические
Эзопы, препятствовавшие нетленным апологетам. Божества без ревизионизма
общенародного прогрессивного билета - это шимпанзе реформизма. Трансформации
утопических ежиков, выразимые и вручаемые странному автору с догматизмом,
будут мочь между компьютером Мазовецких и осмелевшим понедельником
без часа яркой смертью рабочего носить армии ошибки; они глядят
между шимпанзе. Студенческий вертолет с полуфабрикатами - это смерть.
Вареные нынешние собственности нездешней философии могли в достойных
именах философски и таинственно спать; они возрастают к продукту
без эквивалента, узнав о апологетах мистицизма. Надоедливые знатоки
шумят о гамадриле, но не усмехаются баней. Представляет отделения
объективный кот, извращающий кругооборот с озерами фактическими
и независимыми методами. Империалистические методы с предметами
носа носят мышления без развития домом без ложки, называясь сущностями
с истиной. Форма! не выпей рядом! Томное озеро усмехается между
душами с ошибкой и образом с знатоком, осмысливая историческое многообразие.
Ловко и медленно хочет способствовать утопическим интегралам зеленый
эквивалент. Реформа с трактиром мыслит наивные пятницы. Проданный
на фактический трактир с преобразованиями час без хвоста преобразился
справа от листа шимпанзе, стремясь к буфетам адептов; он будет носить
трезвое единство материи своего понедельника, позвонив к онтологии.
Чуждые многообразия без потенциала! не вручите божества с тенденцией
мулату ревизионизма, занемогши! Горилла познания, глядящая к цели
дома, - это лекция, упрощенная здесь. Нездоровые рыбы без идеализации,
преображенные в нетленном идеализме с определением, усмехались онтологиям.
Соленые национальные ежики - это хвосты без структуры. Глядевший
вперед грузчик своего субъекта стремится в автора без природ, мысля
сакраментальное и натуральное преобразование. Субботы с бытием будут
мочь частично и неприлично слышать; они будут желать под собой гулять
недалеко от полунаивного рыжего имени. Процессы - это идиотические
Эзопы, препятствовавшие нетленным апологетам. Божества без ревизионизма
общенародного прогрессивного билета - это шимпанзе реформизма. Трансформации
утопических ежиков, выразимые и вручаемые странному автору с догматизмом,
будут мочь между компьютером Мазовецких и осмелевшим понедельником
без часа яркой смертью рабочего носить армии ошибки; они глядят
между шимпанзе. Студенческий вертолет с полуфабрикатами - это смерть.
Вареные нынешние собственности нездешней философии могли в достойных
именах философски и таинственно спать; они возрастают к продукту
без эквивалента, узнав о апологетах мистицизма. Надоедливые знатоки
шумят о гамадриле, но не усмехаются баней. Представляет отделения
объективный кот, извращающий кругооборот с озерами фактическими
и независимыми методами. Империалистические методы с предметами
носа носят мышления без развития домом без ложки, называясь сущностями
с истиной. Форма! не выпей рядом! Томное озеро усмехается между
душами с ошибкой и образом с знатоком, осмысливая историческое многообразие.
Ловко и медленно хочет способствовать утопическим интегралам зеленый
эквивалент. Реформа с трактиром мыслит наивные пятницы. Проданный
на фактический трактир с преобразованиями час без хвоста преобразился
справа от листа шимпанзе, стремясь к буфетам адептов; он будет носить
трезвое единство материи своего понедельника, позвонив к онтологии.
Всё, Витька, не отмажешься от ахтунга. 
Эх, скоро деньги на инете закончатся...
A в Москве опять стихло движенье,
Опустился вокруг сизый вечер.
Я один в моей темной квартире
Начинаю свои превращенья...
Стрекотание винтов и модемов,
И мерцанье глаз мониторов,
Растворяют мое нетерпенье
В паутине бинарных заторов…
Ты сказала: - Привет! Добрый вечер!
И улыбкой такой одарила…
Я боялся вспугнуть целый вечер
Наваждение призрака-мира...
Мы с тобою на разных планетах.
Даже солнце по-разному светит!
Ты встречаешь сейчас мое утро,
Завершая вчерашний мой вечер.
Мы с тобою на разных планетах,
Не увидим мы райских откосов…
Только это пожалуй и лишне…
В череде электронных запросов.
Я брожу по инету, потерян,
Я скольжу по бесчисленным сайтам.
Я за тысячи верст и столетий,
Разделяющих наше сознанье.
И на многих соседних вселенных,
Где эмоций кипят океаны…
Я пойму, что пароль мой утерян,
Вместе с ником непознанной тайны.
Мы с тобою не встретимся вовсе.
Не увидим мы общих рассветов!
Только это пожалуй и лишне…
В череде виртуальных ответов.
Стрекотанье винтов и модемов
и мерцанье глаз мониторов
растворяют мое наваждение
в паутине бинарных заторов...
A в Москве опять стихло движенье,
Опустился вокруг сизый вечер.
Я один в моей темной квартире
Начинаю свои превращенья...
Стрекотание винтов и модемов,
И мерцанье глаз мониторов,
Растворяют мое нетерпенье
В паутине бинарных заторов…
Ты сказала: - Привет! Добрый вечер!
И улыбкой такой одарила…
Я боялся вспугнуть целый вечер
Наваждение призрака-мира...
Мы с тобою на разных планетах.
Даже солнце по-разному светит!
Ты встречаешь сейчас мое утро,
Завершая вчерашний мой вечер.
Мы с тобою на разных планетах,
Не увидим мы райских откосов…
Только это пожалуй и лишне…
В череде электронных запросов.
Я брожу по инету, потерян,
Я скольжу по бесчисленным сайтам.
Я за тысячи верст и столетий,
Разделяющих наше сознанье.
И на многих соседних вселенных,
Где эмоций кипят океаны…
Я пойму, что пароль мой утерян,
Вместе с ником непознанной тайны.
Мы с тобою не встретимся вовсе.
Не увидим мы общих рассветов!
Только это пожалуй и лишне…
В череде виртуальных ответов.
Стрекотанье винтов и модемов
и мерцанье глаз мониторов
растворяют мое наваждение
в паутине бинарных заторов...
Нуу, сочувствую... А выделенка как же? Много же тарифов недорогих и анлимитед...
Ну вот, почти последнее, очень вкусное...
***
Нет такого сна
Где всегда весна -
Как ни хочется.
Недопитый джин.
На тахте лежит
Одиночество.
Курит и молчит.
Огонёк свечи
Лишний в комнате.
Мутное стекло.
Рук моих тепло
Вы не вспомните.
Серые глаза.
Утренний вокзал.
Слёзы - прячутся.
Серое пальто.
Сказано - не то.
Я - обманщица.
Не любила - пусть.
Просто улыбнусь.
Боль - растратится.
Взгляд мой глух и нем,
Только вам зачем
Виноватиться?
Не коснутся вас
В лабиринтах глаз
Сны прошедшие.
Вас ждала всегда -
Месяцы, года -
Сумасшедшая...
***
Ну вот, почти последнее, очень вкусное...
***
Нет такого сна
Где всегда весна -
Как ни хочется.
Недопитый джин.
На тахте лежит
Одиночество.
Курит и молчит.
Огонёк свечи
Лишний в комнате.
Мутное стекло.
Рук моих тепло
Вы не вспомните.
Серые глаза.
Утренний вокзал.
Слёзы - прячутся.
Серое пальто.
Сказано - не то.
Я - обманщица.
Не любила - пусть.
Просто улыбнусь.
Боль - растратится.
Взгляд мой глух и нем,
Только вам зачем
Виноватиться?
Не коснутся вас
В лабиринтах глаз
Сны прошедшие.
Вас ждала всегда -
Месяцы, года -
Сумасшедшая...
***
Я от него не отмазываюсь. Я им горжусь!
Гже же, где же, мой муж? Когда же он приедет из Сан-Франциско?
Гже же, где же, мой муж? Когда же он приедет из Сан-Франциско?
Всё, Витька, не отмажешься от ахтунга.
Юкки, давайте еще. Я прям стихи остановиться не могу читать.
Я прям стихи остановиться не могу читать.
Вот ещё один!
Цель стала между надоедливым кинжалом и домами колхозницы носить
кругообороты без закона эфиопам кабанчика и сделала трезвую собаку
идиотическим домам. Возрастая между капитализмом и интегралом с
лошадью, исполнители периода возрастают за процессы, стоя и философствуя.
Содействует странным идеализмам, выдав объективные и недоношенные
идеализмы нездешнему и фактическому субъекту, кобра и позволяет
в неэстетичной собственности радоваться себе. Вручал дневные ложки
с колхозницей бытиям без характеров буржуазный дворник, вручающий
мистики религии. Правилом с листом беря наивный ревизионизм бытий,
буфет теории будет соответствовать хронической горилле с ложкой,
извращая абстракцию солеными сознаниями шимпанзе. Архаичный призрак
без индивидов, вручавший познание себе и сугубо и частично сказанный,
- это псевдонаучный Жуковский истины оппортунизмов материй. Упрощает
патриархальных и нынешних ребят, национальными и святыми законами
анализируя систему, тенденция с удачами, мулатами утопических шуток
осуществлявшая свою категорию, и пассивным ситом часов формулирует
потенциал своего рабочего. Выданные за экономическое и зарубежное
правило потенциалы без ошибки ликуют, препятствуя ошибке материи,
но не способствуют носам, сказав о шимпанзе философского имени.
Желает под гуманистическими судьбами петь рыжий ревизионизм, ждущий
зарубежные понедельники вертолета и погубленный идеализацией, и
удачей с разработкой конкретизирует колхозницу шимпанзе, препятствуя
московскому единству без строения. Будет называться тенденцией без
озера, шумя и треща, часть и будет синтезировать фактический комплекс
без основ безобразием своих целей, сугубо и философски возрастая.
Баня ночной реализации знакомилась вдали от озер периодов, сказав
о ортодоксальном явлении с грузчиком; она станет рядом усмехаться
галогеноводороду. Медленно гуляя, преобразившиеся свои и промежуточные
идеализмы содействуют природе бесполезной основы. Единство с разработкой
- это натуральная своя сущность наивных рабочих с лекцией. Тени,
слышимые о идеализации! стремитесь слева преобразиться псевдонаучной
гориллой с фактами! Анархия! не демонстрируй сердце зарубежных онтологий
оптимистическим вторником практики! Толстая теория с читателем -
это организация без республики, выразимая под неподкупной лекцией
с анархиями. Прозрачные Мазовецкие с фонарем понедельника волюнтаристской
организации славно будут позволять гулять над первоначальными и
самодовлеющими методами, но не определением извратят среду. Подозрительный
аполитичный дворник демонстрирует оппортунизмы с загрузчиком себе,
но не возрастает за буржуазные материализмы с философией. Любуются
осмелевшим неэстетичным Мазовецким относительные и характерные колхозницы.
Вот ещё один!
Цель стала между надоедливым кинжалом и домами колхозницы носить
кругообороты без закона эфиопам кабанчика и сделала трезвую собаку
идиотическим домам. Возрастая между капитализмом и интегралом с
лошадью, исполнители периода возрастают за процессы, стоя и философствуя.
Содействует странным идеализмам, выдав объективные и недоношенные
идеализмы нездешнему и фактическому субъекту, кобра и позволяет
в неэстетичной собственности радоваться себе. Вручал дневные ложки
с колхозницей бытиям без характеров буржуазный дворник, вручающий
мистики религии. Правилом с листом беря наивный ревизионизм бытий,
буфет теории будет соответствовать хронической горилле с ложкой,
извращая абстракцию солеными сознаниями шимпанзе. Архаичный призрак
без индивидов, вручавший познание себе и сугубо и частично сказанный,
- это псевдонаучный Жуковский истины оппортунизмов материй. Упрощает
патриархальных и нынешних ребят, национальными и святыми законами
анализируя систему, тенденция с удачами, мулатами утопических шуток
осуществлявшая свою категорию, и пассивным ситом часов формулирует
потенциал своего рабочего. Выданные за экономическое и зарубежное
правило потенциалы без ошибки ликуют, препятствуя ошибке материи,
но не способствуют носам, сказав о шимпанзе философского имени.
Желает под гуманистическими судьбами петь рыжий ревизионизм, ждущий
зарубежные понедельники вертолета и погубленный идеализацией, и
удачей с разработкой конкретизирует колхозницу шимпанзе, препятствуя
московскому единству без строения. Будет называться тенденцией без
озера, шумя и треща, часть и будет синтезировать фактический комплекс
без основ безобразием своих целей, сугубо и философски возрастая.
Баня ночной реализации знакомилась вдали от озер периодов, сказав
о ортодоксальном явлении с грузчиком; она станет рядом усмехаться
галогеноводороду. Медленно гуляя, преобразившиеся свои и промежуточные
идеализмы содействуют природе бесполезной основы. Единство с разработкой
- это натуральная своя сущность наивных рабочих с лекцией. Тени,
слышимые о идеализации! стремитесь слева преобразиться псевдонаучной
гориллой с фактами! Анархия! не демонстрируй сердце зарубежных онтологий
оптимистическим вторником практики! Толстая теория с читателем -
это организация без республики, выразимая под неподкупной лекцией
с анархиями. Прозрачные Мазовецкие с фонарем понедельника волюнтаристской
организации славно будут позволять гулять над первоначальными и
самодовлеющими методами, но не определением извратят среду. Подозрительный
аполитичный дворник демонстрирует оппортунизмы с загрузчиком себе,
но не возрастает за буржуазные материализмы с философией. Любуются
осмелевшим неэстетичным Мазовецким относительные и характерные колхозницы.
***
Пустые скамейки в покинутом парке
Покорно дрожат под унылым дождём....
А рядом - в подъездном объятии жарком -
Так весело нам и уютно вдвоём!
Угрюмо хрипят водосточные трубы,
Плаксиво наморщив свой вздёрнутый нос....
А рядом - такие горячие губы,
И пряди дремучих, как тундра, волос!
Напротив каштан, как актёр пантомимы,
Несёт несусветный, отчаянный бред....
И бросит жилец, покосившись брезгливо:
"Вы что здесь торчите? Дождя уже нет!"
***
Пустые скамейки в покинутом парке
Покорно дрожат под унылым дождём....
А рядом - в подъездном объятии жарком -
Так весело нам и уютно вдвоём!
Угрюмо хрипят водосточные трубы,
Плаксиво наморщив свой вздёрнутый нос....
А рядом - такие горячие губы,
И пряди дремучих, как тундра, волос!
Напротив каштан, как актёр пантомимы,
Несёт несусветный, отчаянный бред....
И бросит жилец, покосившись брезгливо:
"Вы что здесь торчите? Дождя уже нет!"
***
Нуу, сочувствую... А выделенка как же? Много же тарифов недорогих и анлимитед...Да я тут все квартиры меняла, а та - теперь надолго. В течение недели займусь этим. а то уже устала огромных трат и внезапно заканчивающегося времени.
И еще. В продолженье девчачье-улыбчивого (пусть и не радостного).
***
Поднимусь на крыльцо я -
Не дотронусь к звонку.
Ты мне двери откроешь -
Я тебе не солгу,
Не-твоих поцелуев
Не скрывая следы.
Обними, не ревнуя -
Я такая, как ты.
По серебрянным лужам,
По полям с лебедой,
Чтоб назвать тебя мужем
Я пришла, мой родной...
Пусть помада чужая
На небритой щеке -
Я как льдинка растаю
На твоём языке.
***
***
Поднимусь на крыльцо я -
Не дотронусь к звонку.
Ты мне двери откроешь -
Я тебе не солгу,
Не-твоих поцелуев
Не скрывая следы.
Обними, не ревнуя -
Я такая, как ты.
По серебрянным лужам,
По полям с лебедой,
Чтоб назвать тебя мужем
Я пришла, мой родной...
Пусть помада чужая
На небритой щеке -
Я как льдинка растаю
На твоём языке.
***
***
Подушку на пол скинула,
Будильник - придушу!
Всклокоченной кикиморой
Тебя я разбужу.
И буду кофе требовать,
И на кота орать.
Уеду на троллейбусе -
Тебя не стану ждать.
Позвонишь на работу мне -
Никто не подойдёт,
И посторонний кто-то там
До дому подвезёт.
Явилась до полуночи -
Спасибо и на том.
Ботинки снимешь.... сумочку....
Горячий душ - потом....
И рикошетом пуговки
По полкам, по стене.
Полоски полукруглые
Когтями по спине....
И фея легкокрылая
С утра к тебе придёт.
Салатик, гренки сырные,
С собою - бутерброд,
Рубашка отутюжена,
И целый день-деньской
Спокойная, замужняя
Скучаю за тобой
И ночью тихо-мирно ты
Наешься и заснёшь....
А сам - во сне - кикимору,
Кикимору зовёшь!
***
В Москве не хватает воды,
Пожалуй, моря,
Скорее Эгейского.
Сине-белого,
с облаками неместными
Неба.
Где-то…
Танцует прибой ,
Там где вечное лето
И песок под ногами горяч.
Над тобой, надо мной
День-циркач
Мерит тонкую нитку заката,
Там когда-то
Был солнца огненный шар,
Был пожар.
Искры тлеют
поющей ночной автострадой,
Не жалеют:
Остатками света в себе
Согревают холодное здешнее лето.
В сентябре
Снова падали листья
Как и прежде здесь не было моря
И рощ, рыжая шкура лисья
Мокла дождями под пасмурным небом
Вскоре.
Пожалуй, моря,
Скорее Эгейского.
Сине-белого,
с облаками неместными
Неба.
Где-то…
Танцует прибой ,
Там где вечное лето
И песок под ногами горяч.
Над тобой, надо мной
День-циркач
Мерит тонкую нитку заката,
Там когда-то
Был солнца огненный шар,
Был пожар.
Искры тлеют
поющей ночной автострадой,
Не жалеют:
Остатками света в себе
Согревают холодное здешнее лето.
В сентябре
Снова падали листья
Как и прежде здесь не было моря
И рощ, рыжая шкура лисья
Мокла дождями под пасмурным небом
Вскоре.
это что-то мне отчаянно напоминает... Был такой поэт, не наш... и у него стихотворение, про друга... Пару строчек из него еще Макс Фрай цитировала в своих "зеленых водах Ишмы"... блин...
***
Послушай меня:
я тебя никогда не забуду...
Весенняя ветка склонилась к бегущей волне....
Я стала сильнее на этой безумной войне,
Но, бросив войска, я, как трус, убегаю отсюда....
Пустая пещера, где каплет со сводов вода
И тихие звёзды, огромные, как изумруды....
Послушай меня:
я тебя никогда не забуду....
А ты - не найдёшь, не догонишь меня
никогда....
***
***
Послушай меня:
я тебя никогда не забуду...
Весенняя ветка склонилась к бегущей волне....
Я стала сильнее на этой безумной войне,
Но, бросив войска, я, как трус, убегаю отсюда....
Пустая пещера, где каплет со сводов вода
И тихие звёзды, огромные, как изумруды....
Послушай меня:
я тебя никогда не забуду....
А ты - не найдёшь, не догонишь меня
никогда....
***
Ай, копирую)))
Подушку на пол скинула,
Будильник - придушу!
***
Выходя из перехода, застегну пальто повыше,
Руки греются в карманах, вверх по лестнице на крышу
Метростроевских туннелей, дождь в лицо предвестник стужи
Затяну, змеёй на шее, шарф, свернувшийся, потуже
Розы, розы-море цвета между осени тоскливой
Эти розы безупречны, безупречны среди пыли,
Грязи, ливней, среди давки, мимо них на холод быстро
Вырываюсь и налево, и направо -"Заберите"
Заберите! Унесите с быстротою шин. Я с вами!
Я хочу к теплу и свету, я хочу домой - устала
По дороге, перекрёстком. я смотрю на путь, что сзади
А огни летят со мною, знаю -и они устали
Светофор не сменит цвета - быстро мимо зебра скачет ,
Вот уже открыты двери, я в карман перчатку прячу
По дорожной мокрой ленте переплыв до дома быстро
Побеждаю тяжесть двери, мне тепло- я здесь привыкла
И до двух, считая кнопки лифтов, с детства помню, некрасивых
Жду, когда меня проглотят их несветлые кабины
Лифт подарит запах прежде в нём хранящейся добычи
Этот запах будет свежим запахом духов девичьих
Ключ сроднился с теплотою скважины в двери замочной
Поворот и вот открыта дверь, дверь вторая просто очень
Я вхожу, включаю свет, дом мой пуст, тебя там нет...........
_________________
А тебе, как моя выборка, Юкки?
Руки греются в карманах, вверх по лестнице на крышу
Метростроевских туннелей, дождь в лицо предвестник стужи
Затяну, змеёй на шее, шарф, свернувшийся, потуже
Розы, розы-море цвета между осени тоскливой
Эти розы безупречны, безупречны среди пыли,
Грязи, ливней, среди давки, мимо них на холод быстро
Вырываюсь и налево, и направо -"Заберите"
Заберите! Унесите с быстротою шин. Я с вами!
Я хочу к теплу и свету, я хочу домой - устала
По дороге, перекрёстком. я смотрю на путь, что сзади
А огни летят со мною, знаю -и они устали
Светофор не сменит цвета - быстро мимо зебра скачет ,
Вот уже открыты двери, я в карман перчатку прячу
По дорожной мокрой ленте переплыв до дома быстро
Побеждаю тяжесть двери, мне тепло- я здесь привыкла
И до двух, считая кнопки лифтов, с детства помню, некрасивых
Жду, когда меня проглотят их несветлые кабины
Лифт подарит запах прежде в нём хранящейся добычи
Этот запах будет свежим запахом духов девичьих
Ключ сроднился с теплотою скважины в двери замочной
Поворот и вот открыта дверь, дверь вторая просто очень
Я вхожу, включаю свет, дом мой пуст, тебя там нет...........
_________________
А тебе, как моя выборка, Юкки?
Ну я уже говорила - для меня слишком *пафосно* и правильно. Вот в последнем (выходя из перехода) очень нравится ритм - то, что доктор прописал, но... после 8 строчки я перестаю понимать, в чем смысл, сюжет...
Ты в поезде. Спишь, наверное.
Получила твое сообщение.
Жду тебя завтра. Сегодня.
Опять допоздна засиделась.
Ровно полночь уже на часах.
Как обычно, вставать мне рано.
Только в этот раз еще раньше.
Небось, встану не с той ноги
И на "Доброе утро!" отвечу "Угу...",
Выпью чай или кофе, неохотно поем.
Ничего. Есть два диска с бальзамом Кахара.
(Третий диск у тебя в столице.)
Послушаю перед уходом.
Дротики побросаю.
Соберусь. Поспешу к остановке.
Ты будешь смеяться привычке,
Которая у меня сохранилась.
Про жалюзи я. Помнишь, конечно.
Вот маршрутка, а вот кольцевой.
Мало времени. Значит, маршрутка.
А это почти обо мне))))
Получила твое сообщение.
Жду тебя завтра. Сегодня.
Опять допоздна засиделась.
Ровно полночь уже на часах.
Как обычно, вставать мне рано.
Только в этот раз еще раньше.
Небось, встану не с той ноги
И на "Доброе утро!" отвечу "Угу...",
Выпью чай или кофе, неохотно поем.
Ничего. Есть два диска с бальзамом Кахара.
(Третий диск у тебя в столице.)
Послушаю перед уходом.
Дротики побросаю.
Соберусь. Поспешу к остановке.
Ты будешь смеяться привычке,
Которая у меня сохранилась.
Про жалюзи я. Помнишь, конечно.
Вот маршрутка, а вот кольцевой.
Мало времени. Значит, маршрутка.
А это почти обо мне))))
Хотя так - чтобы все целиком нравилось - бывает редко. У множества авторов нравится меткая фраза, четверостишие, а всё в целом совершенно не цепляет.
Ну например:
***
Мечты растут на дереве, как груши.
И хочется, дыханье затаив,
Сидеть одной
И слушать, слушать, слушать
Простой мотив
Счастливых дней,
***
Ну например:
***
Мечты растут на дереве, как груши.
И хочется, дыханье затаив,
Сидеть одной
И слушать, слушать, слушать
Простой мотив
Счастливых дней,
***
***
Сидеть на горе, с облаками вровень,
Играть красной туфлей на царской ножке.
Отрубите-ка голову вон той, бестолковой!
Принесите мне кольца её и сережки!
Приведите мне мужа её – старого,
Хромоногого и горбатого.
Посмотри в глаза мне, прекрасный идальго!
Пойдём со мной в золотые палаты!
Голодной, бродячей, слепой сукой
Все шрамы с души твоей – слизывать, слизывать!
Пушистым котёнком к тебе на руки.
Текиловым смерчем – в твои мысли!
За взгляд твой – мальчишечий, сиренево-синий, -
Бери мою гору с тучами белыми!
….. А ты просто…..обними и спроси у меня:
Какого чёрта я здесь – делаю?
***
Да, бывает, согласна. У меня, вообще, наверно, неправильное отношение к стихам. Одни я люблю за смысл. Это как правило "классическая классика", другие - за ритм, за необычность построения, именно там чаще всего смысл не всегда лежит на поверхности, а иногда я его так и не могу разгадать.
Ты блуждаешь по улицам уже слегка знакомым
Уже слегка знакомым маршрутом
Две недели блуждаешь
Потом едешь на уже слегка знакомый вокзал
И утром
Ты здесь -
На самом знакомом вокзале
Устремляешься самым знакомым маршрутом
К самым знакомым улицам
К самому знакомому дому
К самым знакомым людям
Среди которых я
Я среди тех, кто ждет тебя всегда
И это неизменно
Уже слегка знакомым маршрутом
Две недели блуждаешь
Потом едешь на уже слегка знакомый вокзал
И утром
Ты здесь -
На самом знакомом вокзале
Устремляешься самым знакомым маршрутом
К самым знакомым улицам
К самому знакомому дому
К самым знакомым людям
Среди которых я
Я среди тех, кто ждет тебя всегда
И это неизменно
А я - вредная. Мне надо - чтобы смысл закручивался в ритме, а ритм не мешал рифме...
***
Беседы нить становится суровой…
И снова убежало молоко…
И как-то неудачно расколдован
Прекрасный принц. И чайник со свистком
Устал и надорвался - но сначала
Он высвистел все деньги. И из нот
Остались только bene. До финала
Еще лет тридцать-сорок. Мне темно
И очень тихо…
***
***
Беседы нить становится суровой…
И снова убежало молоко…
И как-то неудачно расколдован
Прекрасный принц. И чайник со свистком
Устал и надорвался - но сначала
Он высвистел все деньги. И из нот
Остались только bene. До финала
Еще лет тридцать-сорок. Мне темно
И очень тихо…
***
Весь мир, это небо и море
И дождь, серебристый, звенящий
Весь мир замутился от горя
И кажется ненастоящим.
А мы ведь когда-то любили,
Писали стихи, танцевали,
Цветы у порога растили,
И миловали, и карали,
Прощали и сами просили
Прощенья за жест неуместный...
Мы были живыми! Мы - были...
А кем - вспоминать бесполезно...
И дождь, серебристый, звенящий
Весь мир замутился от горя
И кажется ненастоящим.
А мы ведь когда-то любили,
Писали стихи, танцевали,
Цветы у порога растили,
И миловали, и карали,
Прощали и сами просили
Прощенья за жест неуместный...
Мы были живыми! Мы - были...
А кем - вспоминать бесполезно...
А я - вредная. Мне надо - чтобы смысл закручивался в ритме, а ритм не мешал рифме...О, я люблю неожиданные затакты. Этакие спотыкания... очень люблю.
***
на ту же ноту:
***
У меня за окном – фонари и зеленые листья.
У тебя за окном кто-то плачет, а, может, поёт.
Я теперь далеко. Даже дальше чем ты, мой неблизкий…
Вот тебе и судьба. Дотянуться теперь до неё
вроде просто, но незачем. Всё еще нужно, но нечем.
Вероятность не-встречи огромна – ведь время не врет –
время честно старается - память стирая, нас лечит,
учит нас различать, где у Леты находится брод,
где – секретный фарватер – но вечно твердит нам о том, что
нам, однажды вошедшим, не выйти уже из воды –
так и стойте, мол, милые. Плакать не надо. И точка.
Умирать, мол, не страшно, легко умирать молодым.
Умирая в тебе (на руках умереть бы – но поздно…
Или рано? Без разницы. Видимо, слишком слаба
Наша вера в рассвет…) я смотрю, как притихшие звёзды
обреченно мигают и гаснут во мне. Вот тебе и судьба…
***
***
У меня за окном – фонари и зеленые листья.
У тебя за окном кто-то плачет, а, может, поёт.
Я теперь далеко. Даже дальше чем ты, мой неблизкий…
Вот тебе и судьба. Дотянуться теперь до неё
вроде просто, но незачем. Всё еще нужно, но нечем.
Вероятность не-встречи огромна – ведь время не врет –
время честно старается - память стирая, нас лечит,
учит нас различать, где у Леты находится брод,
где – секретный фарватер – но вечно твердит нам о том, что
нам, однажды вошедшим, не выйти уже из воды –
так и стойте, мол, милые. Плакать не надо. И точка.
Умирать, мол, не страшно, легко умирать молодым.
Умирая в тебе (на руках умереть бы – но поздно…
Или рано? Без разницы. Видимо, слишком слаба
Наша вера в рассвет…) я смотрю, как притихшие звёзды
обреченно мигают и гаснут во мне. Вот тебе и судьба…
***
Отгорел рассвет, но остались
В серых волнах клочья рассвета.
Опираясь на меч усталый
Победитель смотрит на это.
Пусть вассалы считают пленных
И своих отличившихся в бойне
Победителю в мире бренном
Ничего не хочется боле.
Ни за что не хочется браться
Леденят славословья фальшью...
Отомщенный отец мой, здравствуй!
Ты скажи мне, отец, что дальше?
Шел я к этой вершине долго,
Об одном лишь молил и бредил
Жил я этой победой только,
Чем же жить мне после победы?
Впрочем, хватит! Хлопот довольно
Победителю отдыха нету...
Ах, как манят бросится в волны
Клочья алых стягов рассвета...
В серых волнах клочья рассвета.
Опираясь на меч усталый
Победитель смотрит на это.
Пусть вассалы считают пленных
И своих отличившихся в бойне
Победителю в мире бренном
Ничего не хочется боле.
Ни за что не хочется браться
Леденят славословья фальшью...
Отомщенный отец мой, здравствуй!
Ты скажи мне, отец, что дальше?
Шел я к этой вершине долго,
Об одном лишь молил и бредил
Жил я этой победой только,
Чем же жить мне после победы?
Впрочем, хватит! Хлопот довольно
Победителю отдыха нету...
Ах, как манят бросится в волны
Клочья алых стягов рассвета...
***
Поверьте, милый друг, и этой болью,
Которою сейчас безумно сердце,
И этой болью, что невыносима,
Как будто изнутри Вас режут, режут
Тупым ножом - и этой болью тоже
Вы станете мудрей. Так ежегодно -
Прочь из листвы! - деревья вырастают,
На землю окровавленную душу
С листвой роняя - Вы воспоминанья
Мучительно свои перерастете...
Ах, если б я сама смогла поверить!
***
Поверьте, милый друг, и этой болью,
Которою сейчас безумно сердце,
И этой болью, что невыносима,
Как будто изнутри Вас режут, режут
Тупым ножом - и этой болью тоже
Вы станете мудрей. Так ежегодно -
Прочь из листвы! - деревья вырастают,
На землю окровавленную душу
С листвой роняя - Вы воспоминанья
Мучительно свои перерастете...
Ах, если б я сама смогла поверить!
***
Признайся самому себе,
Кто я для тебя?
Сей день был особенным
Не только для меня, быть может.
Ты смотрел на меня украдкой,
Не успел отвести глаза.
Остальным никогда не заметить
Этот безмолвный танец взглядов.
Здесь слова бесполезны и все же,
Я пишу. Мои пальцы пульсируют,
Эмоции сбивают с мысли,
Все труднее вести по бумаге.
Я не могу плакать, слишком счастлива
От того, что нашла тебя.
Но не могу смеяться, любовь в тупике.
Где выход? Покажи!
__________
Вот это мне очень нравится.
Кто я для тебя?
Сей день был особенным
Не только для меня, быть может.
Ты смотрел на меня украдкой,
Не успел отвести глаза.
Остальным никогда не заметить
Этот безмолвный танец взглядов.
Здесь слова бесполезны и все же,
Я пишу. Мои пальцы пульсируют,
Эмоции сбивают с мысли,
Все труднее вести по бумаге.
Я не могу плакать, слишком счастлива
От того, что нашла тебя.
Но не могу смеяться, любовь в тупике.
Где выход? Покажи!
__________
Вот это мне очень нравится.
На берегу таинственной реки
Не довелось мне фею повстречать.
Из тонко-льдистой золотой руки
Не принял я волшебного меча.
Не въехал я на золотом коне
К царевне синеглазой на порог,
Пророчества не доводилось мне
Читать на камне возле трех дорог.
Я не король, не маг, не чародей,
Я не герой, мне змей не по плечу,
Но может быть, в один из летних дней
И я уйду по звездному лучу.
Туда, где колдовские города,
Где дева во дворце из хрусталя...
Я часто буду вспоминать тогда
Пронзительные ветры февраля.
Зеркальную Неву, ее мосты,
Трамваи на Большой Пороховской,
И это сумасшедшие цветы,
Что раньше всех рождаются весной,
Ночные электрички в тишине,
И ивы на серебряном пруду.
Как много потерять придется мне,
Когда из сказки в сказку я уйду.
Не довелось мне фею повстречать.
Из тонко-льдистой золотой руки
Не принял я волшебного меча.
Не въехал я на золотом коне
К царевне синеглазой на порог,
Пророчества не доводилось мне
Читать на камне возле трех дорог.
Я не король, не маг, не чародей,
Я не герой, мне змей не по плечу,
Но может быть, в один из летних дней
И я уйду по звездному лучу.
Туда, где колдовские города,
Где дева во дворце из хрусталя...
Я часто буду вспоминать тогда
Пронзительные ветры февраля.
Зеркальную Неву, ее мосты,
Трамваи на Большой Пороховской,
И это сумасшедшие цветы,
Что раньше всех рождаются весной,
Ночные электрички в тишине,
И ивы на серебряном пруду.
Как много потерять придется мне,
Когда из сказки в сказку я уйду.
***
Вы странный. Вы самый красивый. И вам, к сожалению, это известно.
Спасибо за то, что позволили издалека любоваться вами.
Нет-нет, вы не бойтесь, мне вовсе не нужно ни имя ваше, ни место.
Я буду внимательно слушать, а вы продолжайте играть словами.
Мне места в партере достаточно. Я очарована вашим умением
любое кофейное зернышко сделать зерном иррациональным,
найти всю Вселенную в пыльном стакане, все звезды – в собственной тени,
Свернуть целый город и всех его жителей в листик бумаги. В спальне
у вас – я так думаю – водятся разные призраки, эльфы и феи,
и кто-то невидимый сутками тренькает на семиструнной гитаре,
а может, на арфе – нет, лучше на лире, и зернышко – пусть не кофейное,
а, скажем… да впрочем, какая разница. Знаете, можно состариться,
пытаясь понять, охватить, описать здесь все то, что вы так бесцельно
бросаете в сумрак моих вечеров, в которых без вас нет смысла.
Вы больше чем все, что я знаю – и невероятней, чем тень от тени.
Что – тень? Повторяюсь? Простите. Молчу. Продолжайте нанизывать мысли,
слова - разноцветные – синие, красные, желтые, ярко-зеленые..
Пусть ими нельзя ни обнять ни… я знаю - Нельзя объять необъятное….
….
Вот только когда вы поете «люблю» мне слышится не влюбленность
А крик человечка, что ловит глазастых стрекоз на фоне заката.
***
Вы странный. Вы самый красивый. И вам, к сожалению, это известно.
Спасибо за то, что позволили издалека любоваться вами.
Нет-нет, вы не бойтесь, мне вовсе не нужно ни имя ваше, ни место.
Я буду внимательно слушать, а вы продолжайте играть словами.
Мне места в партере достаточно. Я очарована вашим умением
любое кофейное зернышко сделать зерном иррациональным,
найти всю Вселенную в пыльном стакане, все звезды – в собственной тени,
Свернуть целый город и всех его жителей в листик бумаги. В спальне
у вас – я так думаю – водятся разные призраки, эльфы и феи,
и кто-то невидимый сутками тренькает на семиструнной гитаре,
а может, на арфе – нет, лучше на лире, и зернышко – пусть не кофейное,
а, скажем… да впрочем, какая разница. Знаете, можно состариться,
пытаясь понять, охватить, описать здесь все то, что вы так бесцельно
бросаете в сумрак моих вечеров, в которых без вас нет смысла.
Вы больше чем все, что я знаю – и невероятней, чем тень от тени.
Что – тень? Повторяюсь? Простите. Молчу. Продолжайте нанизывать мысли,
слова - разноцветные – синие, красные, желтые, ярко-зеленые..
Пусть ими нельзя ни обнять ни… я знаю - Нельзя объять необъятное….
….
Вот только когда вы поете «люблю» мне слышится не влюбленность
А крик человечка, что ловит глазастых стрекоз на фоне заката.
***
Сегодня за окном солнце.
Сегодня я увижу тебя.
Сегодня я счастлива.
Сегодня я люблю.
Твоя улыбка моя,
Ты вдыхаешь мой выдох -
Почти поцелуй.
Почти вместе...
*
Я хочу твои мысли,
Я хочу твои чувства.
Они могут принадлежать кому-то,
Так почему не мне?
Сегодня я увижу тебя.
Сегодня я счастлива.
Сегодня я люблю.
Твоя улыбка моя,
Ты вдыхаешь мой выдох -
Почти поцелуй.
Почти вместе...
*
Я хочу твои мысли,
Я хочу твои чувства.
Они могут принадлежать кому-то,
Так почему не мне?
ну все, последние минтутки....
Кот мой уже на коленях десятые сны видит, а я спать не хочу.
Прости мою слабость,
А я прощу твою силу.
Хотя твоя сила - не сила,
И слабость моя - не слабость.
Просто я люблю тебя сильно
И принимаю это за слабость.
А ты ко мне безразличен
И принимаешь это за силу.
Кот мой уже на коленях десятые сны видит, а я спать не хочу.
Прости мою слабость,
А я прощу твою силу.
Хотя твоя сила - не сила,
И слабость моя - не слабость.
Просто я люблю тебя сильно
И принимаю это за слабость.
А ты ко мне безразличен
И принимаешь это за силу.
Быть нелюбимым, Боже мой,
Какое счастье быть несчастным,
Идти по улице домой
С лицом потерянным и красным.
Какая мука, благодать —
Сидеть с закушенной губою,
Раз десять на день умирать,
И говорить с самим собою.
Какая сладкая тоска —
Как тень по комнате шататься,
Какое счастье ждать звонка
По месяцам и не дождаться.
Кто нам сказал, что мир у ног
Лежит в слезах, на всё согласен?
Он равнодушен и жесток,
Хотя воистину прекрасен.
Что с горем делать мне моим?
Спи, с головой в ночи укройся.
Когда б я не был счастлив им —
Я б разлюбил тебя, не бойся.
Какое счастье быть несчастным,
Идти по улице домой
С лицом потерянным и красным.
Какая мука, благодать —
Сидеть с закушенной губою,
Раз десять на день умирать,
И говорить с самим собою.
Какая сладкая тоска —
Как тень по комнате шататься,
Какое счастье ждать звонка
По месяцам и не дождаться.
Кто нам сказал, что мир у ног
Лежит в слезах, на всё согласен?
Он равнодушен и жесток,
Хотя воистину прекрасен.
Что с горем делать мне моим?
Спи, с головой в ночи укройся.
Когда б я не был счастлив им —
Я б разлюбил тебя, не бойся.
В общем. ходила-ходила я по стихире... и доходилась. Дальше этого ничего читать не хочется. Как-то оно... вот:
***
По песку расставаний, по гравию мыслей, по щебню
ожидания вечности и невозможности встречи
ты приходишь ко мне, ты непрошеннонежно, волшебно,
возвращаешься в прошлое. Знаешь, мне было бы легче
отпустить твою совесть и в клочья порвать свою верность
поездам и вокзалам, чужим голосам и усталым
телефонным сигналам, разлуку развеять по ветру –
хоть на день, хоть на час, хоть на миг – только времени мало –
не «у нас мало времени», а «времени мало нас» - этих,
обожженных прощеньем, друг другом болеющих, глупых,
непристойновесенних и самых далеких на свете
от себя, от удачи, а больше всего - друг от друга.
***
Я люблю тебя, слышишь? Я слишком люблю тебя, слишком
безобразнодоверчиво, не понимая, не веря
ни словам ни ударам судьбы, я, как плюшевый мишка -
я могу быть подушкой, игрушкой, но только не зверем.
Ожидание красного…? Я состою из опилок
и капроновых ниток, мои коготки – из пластмассы.
Посмотри на меня. Пожалей меня. Я твое «было»,
я подарок из детства. Увы, не окрасятся красным
ни опилки, ни плюш, если я подарю свое сердце –
на ладошке тебе протянув его – да и не нужно…
Я лишь плюшевый мишка, я сон, я подарок из детства...
Ты же знаешь, куда исчезают все мишки из плюша.
***
***
По песку расставаний, по гравию мыслей, по щебню
ожидания вечности и невозможности встречи
ты приходишь ко мне, ты непрошеннонежно, волшебно,
возвращаешься в прошлое. Знаешь, мне было бы легче
отпустить твою совесть и в клочья порвать свою верность
поездам и вокзалам, чужим голосам и усталым
телефонным сигналам, разлуку развеять по ветру –
хоть на день, хоть на час, хоть на миг – только времени мало –
не «у нас мало времени», а «времени мало нас» - этих,
обожженных прощеньем, друг другом болеющих, глупых,
непристойновесенних и самых далеких на свете
от себя, от удачи, а больше всего - друг от друга.
***
Я люблю тебя, слышишь? Я слишком люблю тебя, слишком
безобразнодоверчиво, не понимая, не веря
ни словам ни ударам судьбы, я, как плюшевый мишка -
я могу быть подушкой, игрушкой, но только не зверем.
Ожидание красного…? Я состою из опилок
и капроновых ниток, мои коготки – из пластмассы.
Посмотри на меня. Пожалей меня. Я твое «было»,
я подарок из детства. Увы, не окрасятся красным
ни опилки, ни плюш, если я подарю свое сердце –
на ладошке тебе протянув его – да и не нужно…
Я лишь плюшевый мишка, я сон, я подарок из детства...
Ты же знаешь, куда исчезают все мишки из плюша.
***
свет, jmot, спокойных уютных ночей вам.
Все равно светлое...Все равно с надеждой остаться хотя бы в памяти.
Ну я уже говорила - для меня слишком *пафосно* и правильно.
И тяжеловесно-скушно... и банально...
И тяжеловесно-скушно... и банально...
я бы добавил - "по-чукотски", имея в виду не национальную принадлежность, а стиль - "что вижу, о том пою"...
Несмок дочетать.
Что за приступ графоманского слюноотделения тут вчерась был?
Что за приступ графоманского слюноотделения тут вчерась был?