Но как едят Сына Божия? Его едят, как только уверуют в Него, поскольку, как только они уверует в Него, они имеют вечную жизнь. И блаженный Августин прав: (In Jo, XXV, 12) "Здесь нет ничего общего с зубами и желудком. Верить в Него значит есть живой Хлеб".

Этому духовному жеванию в то время было еще одно объяснение, которого Августин не увидел потому, что ему не позволили увидеть его католические убеждения, но к которому Иоаннов Христос обращается достаточно часто: "Плоть не полезна ни для чего". Она не могла быть полезной в чем-нибудь для Сына Божия, совершающего Свою спасительную миссию. И не плотью Он должен вскармливать нас, но духом. Христос беседы о хлебе жизни это духовный Христос. Но я пропустил целый раздел беседы о хлебе жизни. И этот раздел, который тянется от 6:51b до 6:57, кажется обращающим мои выводы в ничто, как можно из него заключить. Объявив, что Он есть хлеб жизни, сошедший с неба, и что тот, кто ест этот хлеб, будет жить вечно, Христос добавляет: (51b) "хлеб же, который Я дам, есть плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира, тогда иудеи стали спорить между собою, говоря: как Он может дать нам есть плоть Свою?"

Иисус говорит им: "истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Едящий Мою Плоть и пьющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день. Ибо Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питье. Едящий Мою Плоть и пьющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем. Как послал Меня живый Отец, и Я живу Отцом, так и едящий Меня жить будет Мною".

Плоть выходит на передний план. Но этим же росчерком максима "плоть не полезна ни для чего" оказывается забытой, поскольку эти два утверждения абсолютно противоречат друг другу. Не для богословов, естественно. Они никогда не испытывают недостатка в объяснениях. Чтобы согласовать догму ада с некоторыми смущающими текстами, они отличили огонь, который сжигает, от огня, который не сжигает, и страдания, которые налагают наказание, от страданий, которые не наказывают. Точно так же они отличили плотскую плоть, о которой говорит максима, от плоти не плотской, ставшей предметом заповеди: "если не будете есть плоти Сына Человеческого…" Прекратите, оставьте это детство. Очевидно, что, если плоть не полезна ни для чего, не следует заниматься и поеданием плоти Христа. Столь же очевидно, что плоть обладает центральным значением, если для того, чтобы иметь вечную жизнь, нужно есть плоть Христа. Поистине, невозможно преуменьшить противостояние между "если не будете есть плоти" и "плоть не полезна ни для чего".

К первому наблюдению добавляется и второе. В целом можно указать, что связанные с этим заявления о жевании плоти вызывают определенный контраст с остальной беседой о хлебе жизни. Но нас уверяют, что этот контраст обусловлен точностью выражения, а не противоречием. Рассмотрим поближе. Верьте в божественность Христа и ешьте Его плоть – это и есть смысл последнего положения – выражает две различные идеи. Можно верить, что Христос обладает божественностью, и не есть Его; соответственно, можно есть – в каком угодно смысле – плоть Христа, не веря в Его божественность. Каждое из этих двух действий предстает перед нами, как необходимое и достаточное. В одном месте беседы вечная жизнь предоставлена всем тем, кто принимает божественность Христа. Затем, чуть ниже, нам приказывают есть Его плоть. Если это действие необходимо, значит, веры в Сына Божия недостаточно. А если веры достаточно, тогда жевание плоти излишне. Во второй раз мы видим перед собой неразрешимое противоречие.

Беседа о хлебе жизни несогласована. Здесь потрудились два автора. Первый сказал: "Хлеб жизни это Сын Божий. Этот небесный Хлеб питает душу, верующую в Него, и эта пища дарует душе бессмертие. Но в этом питании нет ничего плотского, ибо Христос есть Дух и плоть не полезна ни для чего". Второй сказал: Христос обеспечил людям спасение, пролив Свою кровь. Это его принесенная в жертву плоть является хлебом жизни, ибо благодаря ей спасен мир. Итак, веруйте в плоть и кровь Христовы, ибо, если вы верите в призрачного Христа, вы не обладаете вечной жизнью, которую Христос добыл для нас Своей плотью и кровью".

Перед нами два автора. И, поскольку каждый из них вкладывает свое учение в эту проповедь Христа, перед нами два Христа. Оба согласны с нами по вопросу веры, объявляя нам, что без веры мы не имеем вечной жизни (хотя второй добавляет ещё и воскресение). Они различаются только предметом веры. Один говорит о Своей божественности: это маркионитский Христос. Другой думает только о своем воплощении: это католический Христос. Если мы верим в Сына Божия, мы согласимся с первым. Чтобы согласиться со вторым, нам будет необходимо уверовать, что у Христа была плоть, и Он не был призраком.

Здесь неизбежно встает вопрос. Если католический Христос просто требует, чтобы мы верили в реальность его плоти, почему он говорит нам есть ее? Видно, что маркионитский Христос систематически скрывает Свой свет, слишком часто предполагаемый, и более того, скрывает Свой свет под покровом, как бы боясь. Но у католического Христа нет такой чувствительности в этом отношении. Почему же католический Христос так смутен? Он вынужден быть смутным по профессиональной обязанности. Какой ролью он хвастается здесь? Он пытается истолковать, прокомментировать слова маркионитского Христа. На самом деле, он подавляет их; но подавляет их посредством своего комментария. Прием изящный, но не достигающий цели. Рассуждение о плоти нужно было приладить к изречению, которое оно должно было объяснять; чтобы создавать иллюзию, что оно продолжает его.

Маркионитский Христос представлял веру в символе хлеба, который питает душу и доставляет ей вечную жизнь. Этот символ был использован католическим Христом, который был введен в это рассуждение. Плоть превратилась в хлеб бессмертия: "хлеб же, который Я дам, есть плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира". Превращенная в хлеб, плоть стала пищей для души, которая ест ее. Затем кровь, употребленная для симметрии, начала играть роль питья. Так необходимость веры в воплощение Христа была переведена в необходимость есть плоть и пить кровь помимо этой ситуации. Автор далеко предвидел великое таинство, основанием которого для последующих поколений стала его выдумка."

Это не набор идеологических установок, присущих для иного сообщества верующих. Речь не идёт о вере, как и разум понимается особо. Так, известный нидерландский исследователь Жиль Куиспел, автор книги «Гнозис как мировая религия»), опубликовал в 1988 г. сборник статей под названием «Гнозис: третья составляющая европейской культурной традиции», во введении к которому он провел различие между тремя базовыми компонентами этой традиции: верой, разумом и гнозисом. Гнозис как «третья составляющая» отличается от двух других прежде всего тем, что он опирается не на некое предписанное мнение, как в случае c первым компонентом — «верой», а на личный опыт, который выражается, в отличие от второго компонента — «разума», не дискурсивно, а в образах. Это мистическое личное вознесение к Высшему. Которое не всегда возможно отобразить нашими терминами.
Так же, Ханеграаф тематизирует гнозис как внутренний опыт. Продолжая и развивая аргументацию Куиспела, амстердамский профессор типологически различает три типа знания: разум, веру и гнозис. Первый тип основывается на положении, что истина может быть достигнута исключительно посредством рациональной деятельности человека; второй тип ставит достижение истины в зависимость от авторитетных источников, например, священного писания; третий тип — гнозис — основывается на личном «внутреннем откровении», своего рода «озарении» или просветлении: «Истина может быть достигнута только путем личного мистического опыта: в отличие от знания разума или веры, оно (гнозисное знание) в принципе по большей части недоступно. Это ―внутреннее знание не может быть выражено средствами дискурсивного языка (это редуцировало бы его к рациональному знанию). Также не может быть оно и предметом веры, поскольку, в конечном счете, здесь нет никакого иного авторитета, кроме личного внутреннего опыта».
Именно поэтому нет и не может быть по определению в Познании Бога догмы, поскольку это индивидуальный Путь, гнозис является у каждого человека своим. В зависимости от совершенства его души относительно Божества. Мы ранее останавливались на этом вопросе подробно.
Ханеграаф выделяет четыре элемента. Во-первых, это интуитивное ощущение того, что основа бытия находится за пределами обычного чувственного воприятия. Это ощущение, в свою очередь, может привести к воззрению на эмпирическую действительность как обманчивую и неестественную, и в итоге — к убеждению в существовании иной — «высшей» — реальности. В качестве второго элемента Ханеграаф выделяет восхищение глубинами человеческого сознания, понимающегося как нечто нуминозное. Это «восхищение» выражается, в-третьих, в «чувстве» того, что цель человеческого существования — «самореализация», «становление самим собой». И, наконец, последний элемент гностической установки — это «фундаментально холистическое базовое ощущении, которое выражается в идее реставрации утраченной целостности.
Важно понимать, что первоначальное многообразие христианских школ, их учителей и пророков, вызвано именно феноменом внутреннего гнозисного Познания. От апостола Павла и Иисуса, до Василида и Валентина. От Плотина до Оригена, и от Филона до Климента Александрийского. Школы объединяли близких по духу людей на пути самопознания как Богопознания. Понятно, что имелись различия, как и то что всех их связывало.
Я подчеркнуть, нет никакого "православия" и "единомыслия" на пути Богпознания. Это феномен политики и имперских устремлений, загоняющих массы в учрежденные властями рамки. Это идеология.

В данной работе мы попытаемся вкратце и, по возможности, непредвзято изложить основы
гностического мифа на основании наиболее ранних гностических текстов, чтобы не оставалось поводов для фантазий и критического мифотворчества. Только объёмное понимание гностического мифа и его логики позволяет понять структуру мышления первых гностиков и дальнейшее развитие гностической мысли в сторону её украшательства и синкретизации с различными другими космогоническими моделями.
Опираться мы будем в основном на «Апокриф Иоанна» и «Евангелие от Фомы» так как изводы данных произведений с наибольшей вероятностью можно назвать самыми древнейшими из известных памятников христианства, включая изводы канонических Евангелий. Также базовым произведением мы будем считать и «Евангелие от Марии» из Берлинского Кодекса 8502. Кроме того, следующей нашей отправной точкой, конечно, будут канонические Библия и Евангелия в части наиболее аутентичных логий.
Пространная версия Апокрифа Иоанна, выбранная нами для изложения гностического мифа, по мнению многих исследований, является более поздней по отношению к краткой версии из Берлинского папируса 8502 и из кодекса III библиотеки Наг-Хаммади. Однако, различия являются в большей степени терминологическими и не влияют на саму структуру гностического мифа. Кроме того, пространная версия Апокрифа Иоанна имеет два высокопрофессиональных перевода. Качественные переводы Трофимовой, выполненный в 70-х годах прошлого века, и перевод Алексеева, выполненный около 2010 года, позволяют достаточно четко отделять аутентичный текст памятника от позднейших вставок и наслоений.
Итак, в основе гностической космогонии, опирающейся на Апокриф Иоанна, лежит понимание о едином вне мирном божественном начале, называемом Духом незримым, описать которое можно только в отрицательных образах - Он незримый, нерушимый, неограниченный, непостижимый, неизмеримый, несравнимый, о нём нельзя размышлять как о неком боге, богах или о чём-то подобном. Текст даёт понять, что Дух незримый или Свет это
всё и основа всего. Это весь мир, идеальный и реальный, и весь «строительный материал», из которого создан мир. Всё существует внутри этого Духа и нет ничего, что существует вне Его.
В Духе существует определённый порядок, проявленный Духом, для построения идеального мира Духа из Него самого в Нём самом. Этот порядок состоит из конкретных качеств, образующих структуру Духа. Основополагающее качество или Сила Духа это Мысль, которая названа материнским чревом всего, то есть любое действие или движение в идеальном мире начинается с Мысли, которая является категорией Жизни и названа Матерью.
Как далее повествует гностический миф Апокрифа Иоанна, Мыслью формируются другие основополагающие качества: Предвидение, Нерушимость, Вечная Жизнь и Истина. Все эти качества являются качествами Мысли, а следовательно, и качествами Духа. Принимая во внимание, что в раннехристианском понимании к Отцу постоянно применяется эпитет «Любовь», и учитывая содержание Апокрифа Иоанна, можно сделать вывод, что все эти пять качеств, включая Мысль, вместе являются категорией Любви и названы Отцом. Структура
качеств Отца является структурой в Духе, которая фактически обслуживает категорию Жизни - Мысль, приводя образы, возникающие в недрах Мысли в соответствие со структурой Духа. Мысль формирует образы. Нерушимость это качество, из-за которого ничто и никогда не сможет разрушить эти образы. Предвидение - то, что даёт возможность знать всю информацию от начала и до конца, Вечная Жизнь - то, что позволяет нерушимым образам существовать бесконечно и Истина, которая заключается в том, что все эти образы не имеют никакого изъяна, то есть принадлежат Духу и соответствуют его структуре. Все эти пять
качеств категории Любви присутствуют и в категории Жизни, следуя смыслу того же текста Апокрифа Иоанна. Будучи умноженными надвое (Мать и Отец - каждый обладает пятью), они формируют десять качеств, являющихся единым целым и называемых Мать-и-Отец или Десятерица. Любое движение Матери даёт толчок к началу синхронного движения Отца, которое Отец заканчивает вместе с окончанием движения Матери. Цикл движения Мать-Отец называется сизигией и повторяется бесконечно. Первое движение этих начал, первый цикл, воспроизводит категорию Знания, являющуюся инструментом, которым действуют Мать-и- Отец. Категория Знания называется Сыном, Словом и саморождённым Богом. Полный цикл движения Матери-и-Отца с одновременным воспроизведением категории Знания есть процесс Творения. То есть, категория Жизни рождает идею и образ, категория Любви приводит этот образ в соответствие с качествами Духа, и категория Знания завершает этот процесс реализацией образов, приведённых в соответствие с качествами Духа. Фактически при каждом цикле происходит дубликация базовой конструкции Жизнь-Любовь-Знание. Кроме
этого, категория Знания имеет несколько вспомогательных качеств, базовым из которых является Ум. Созданный таким образом идеальный мир, имеет восемь составляющих - пять качеств Отца (Мысль, Предвидение, Нерушимость, Вечная Жизнь и Истина), Сын-Слово, плюс Ум и Дело. Этот идеальный мир - Восьмерица или Огдоада, называется Полнотой или Плеромой. Мысль постоянно формирует образы, согласовывая их со структурой Духа, категория Любви приводит образы в соответствие со структурой Духа, а категория Знания реализует эти образы. Полнота находится в постоянном движении, воспроизводя внутри себя множество дубликатов, которые связаны каждый друг с другом, повторяя порядок, проявленный Духом. Фактически в Полноте находится постоянно увеличивающееся бесконечное количество дублей структуры Духа, которые одновременно являются одним целым. И эта вечно движущаяся сама в себе структура олицетворяет абсолютный порядок и покой.
Согласно гностической космогонии в одном из бесконечных дублей Полноты категория
Жизни в соответствии с порядком, проявленным Духом, начала цикл Творения. Синхронно с категорией Жизни начала движение и категория Любви. Однако, категория Знания, по неизвестным причинам и мотивам, не реализовала образы Мысли, приведённые в соответствие с качествами Духа. Поскольку категория Жизни не могла остановиться, находясь в вечном движении, то результат Творения получился не содержащим категории Любви и категории Знания. То есть Творение получилось не содержащим всех необходимых качеств Духа, а именно: Предвидения, Истины и Ума, и следовательно - не полным, что условно означает - не принадлежащим Полноте. Структура Полноты была нарушена. Неполноценное творение, называемое Первым Архонтом, имея в себе полноценную Мысль и являясь дублем материнского чрева, в соответствии с заложенным порядком Духа, с момента своего проявления начинает творить. При этом, не имея полного набора качеств Полноты,
неполноценное творение рождает образы в соответствии с порядком, заложенным в Духе, но без качеств, которые не были даны этому творению. Реализуя эти образы без соответствия со структурой Духа, тем самым реализуются изначально неполноценные творения, хотя и имеющие определённое подобие образов Полноты, но подобие скорее карикатурное из-за отсутствия полного набора качеств Духа. Являясь материнским чревом для создаваемого мира, Первый Архонт реализует этот мир без категорий Любви и Знания, без качеств
Предвидения, Ума и Истины. Это означает то, что созданный им мир не принадлежит Полноте ввиду отсутствия вышеупомянутых категорий и качеств. При этом, в соответствии с заложенным в Первом Архонте механизмом он, а по сути - она, создаёт в себе подобие категории Любви, то есть Отца и подобие категории Знания, то есть Сына, для реализации структуры своего творения. Но, в отличие от цикла творения в Полноте, цикл Архонта, продолжая плеромическую систему и создавая свои дубли, творит подобие циклов без
обязательных составляющих - Предвидения, Истины и Ума, то есть изначально неполноценные творения. Которые, однако, полностью повторяют и систематику, и цикличность Плеромы, порождая новые сизигии в виде новых «отцов» и «матерей». Таким образом, Первым Архонтом был создан его несовершенный мир, заполненный неполноценными, но вечными творениями. Несовершенный дубль в структуре Полноты нарушил порядок, существующий в Духе.
Полнота, восстанавливая свою структуру, изолирует мир Архонта внутри себя от себя же и пытается вернуть Силу-Мысль, присутствующую в Архонте для прекращения появления его новых творений, имеющих Вечную Жизнь. Для этого Архонту был показан образ категории Любви-Отца-Первого Человека. Эта демонстрация образа Любви подталкивает Первого Архонта на творение образа Первого Человека и Первый Архонт при помощи своих многочисленных творений изготавливает душевно-чувственный образ категории Любви и
невольно, по своему незнанию, перемещает в этот образ свою Мысль-Силу, чтобы заставить существовать созданный образ. Тем самым Первый Архонт лишается возможности творить вечные образы, а у созданного образа Любви появляется потенциал вернуться в Полноту, и тем самым окончательно восстановить нарушенный порядок в структуре Полноты. Для этого между Полнотой и изолированным миром Архонта создаётся путь из различных миров с определёнными функциями - своего рода фильтр, позволяющий образу Первого Человека постепенно проходя эту цепочку миров и очищаясь от наслоений изъяна, вернуться в Полноту в первозданном состоянии.
Все эти события, начиная с появления Первого Архонта до создания Первым Архонтом душевно-чувственного тела Первого Человека, кратко и отчасти аллегорически отражены в Библии в первой главе книги Бытия, равно как и в более ранних текстах мифологии Месопотамии. Отсюда и множественное число, якобы архаичное, в названии творящего Всесильного - Элохим и носящийся Дух Божий - Мысль - Мать и человек - мужчина и женщина в одном лице.
Лишённый Силы Первый Архонт при помощи своих творений, растворяет душевно- чувственный образ Первого Человека в единственной доступной ему форме вещества для творения - недолговечной, меняющей форму субстанции, не имеющей Предвидения, Нерушимости, Вечной Жизни и не принадлежащей Полноте, а следовательно не имеющей Истины - в материи. Поместив образ Первого Человека в материальный слепок и пытаясь вернуть себе Силу, Первый Архонт сумел разделить Силу на две части и поместил отделённую часть во второй материальный слепок, но вернуть себе Силу ему не удалось.

Далее сообщается, что Маркион создал в Риме свою общину, сравнимую по численности с ортодоксальной, и отредактировал в угоду своим «еретическим» воззрениям Евангелие от Луки, значительно сократив его, и послания апостола Павла, отбросив четыре из них — 1 и 2 Послания к Тимофею, Послания к Титу и к Евреям — и произвольно сократив и исправив оставшиеся десять. Составленный Маркионом канон христианских писаний состоял из двух частей — Евангелия, краткой версии Евангелия от Луки, и Апостола,
включавшего краткие версии Послания апостола Павла к Галатам, двух Посланий к Коринфянам, к Римлянам, двух Посланий к Фессалоникийцам, к Лаодикийцам , к Колоссянам и Филимону. Для нас в данном случае важно, что Маркион был первым, кто собрал и опубликовал авторитетный сборник христианских писаний – прообраз будущего Нового Завета. Для приверженцев иудео-христианского синкретизма проповедь Маркиона прозвучала как гром среди ясного неба. Уже Иустин Философ с горечью признает:
«многие верят этому человеку, как единственному, который знает истину, и смеются над нами»!

Простое, ясное и логично вытекающее из текста как христианских, так и иудейских писаний толкование Маркиона поставило под угрозу не только претензии ортодоксии на вселенскую власть, но и ее существование как организованной группы. Разумеется, его тут же провозгласили «еретиком» и даже «первенцем Сатаны»; не будет преувеличением сказать, что им, как «антихристом», пугали малых сих. Отцы церкви состязались в остроумии, высмеивая «ересиарха» Маркиона, «исказившего и изрезавшего» Евангелие и Послания в угоду своему учению. Епифаний и Тертуллиан сохранили в своих сочинениях не только многочисленные цитаты из Евангелия и Апостола, но и списки разночтений между «маркионитской» и кафолической версиями.
Конечно, они искренне верили, что подлинной является пространная, кафолическая версия, но именно их цитаты и списки разночтений позволили ученым-библеистам еще в XIX веке реконструировать текст Апостола и Евангелия и поставить вопрос, какая из версий — краткая «маркионитская» или пространная кафолическая — была первичной. Вскоре после окончания Первой Мировой войны Адольф фон Гарнак опубликовал монографию «Маркион, Евангелие о чуждом Боге», в приложении к которой находился в значительной степени восстановленный текст Апостола и Евангелия. Следует упомянуть, что фон Гарнак доверял ересиологам и считал, что Маркион действительно произвольно сократил подлинный текст Посланий Павла и Евангелия от Луки. Именно это отражает его знаменитый афоризм, высказанный в беседе с Францем Овербеком: «Маркион был единственным христианином из язычников, который понимал Павла, и даже он не понимал его». Но уже через два года после выхода в свет второго издания его работы французский исследователь Поль-Луи Кушу, сравнивая восстановленную Гарнаком версию посланий с новозаветной, наглядно продемонстрировал, что краткий текст, опубликованный Маркионом, является изначальным и
подлинным, тогда как пространная редакция посланий, вошедшая в Новый Завет, изуродована многочисленными вставками и переделками, иногда полностью разрушающими мысль Павла, и дополнена тремя так называемыми «пастырскими» посланиями, заведомо не имеющими к Павлу никакого отношения.

Курьезно, но в одном из них — 1 Тим., 6:20 — упомянута опубликованная Маркионом не ранее 144 года книга Антитезы, что не только позволяет достаточно точно датировать пастырские послания, но и
характеризует интеллектуальный уровень их сочинителей.
Итак, П.-Л. Кушу доказал, что Маркион был добросовестным собирателем, хранителем и публикатором подлинных посланий апостола Павла. Что касается его книги Антитезы, то она состояла в основном из библейских цитат и стала реализацией полемики Маркиона против пресвитеров римской
общины, предлагавших свой вариант христианского вероучения, предусматривавший максимальное смешение христианства с иудаизмом. В сохранившихся маркионитских прологах к посланиям проповедники иудео-
христианского синкретизма названы «лжеапостолами» и утверждается, что христиане, поверившие их проповеди, приведены «под именем Господа нашего Иисуса Христа» к «Закону и обрезанию» или к «Закону и пророкам».
Маркион выступал в роли традиционалиста, защищавшего священное наследие апостола Павла и Самого Иисуса от более чем смелого богословского новаторства пресвитеров римской общины. Конфликт между ним
и пресвитерами еще обострял тот факт, что в тот период римская община придерживалась позднее осужденного церковными соборами монархианского учения. По крайней мере, римские епископы Виктор, Зефирин и Каллист, возглавлявшие общину уже после изгнания Маркиона, вошли в историю именно
как монархиане. Не вдаваясь в тонкости этой очень своеобразной богословской концепции, отметим лишь, что монархиане прямо отождествляли Христа с божеством Яхве и считали их одной единой Личностью. Нетрудно представить, какое впечатление на этих людей должна была произвести проповедь Маркиона.
Наличие многочисленных исправлений, внесенных людьми, которые не только не были согласны с богословской концепцией апостола Павла, но зачастую не могли адекватно ее понять, прекрасно объясняет, почему на некую неудобовразумительность Посланий указывал редактор 2 Послания Петра (3:15), читавший их, очевидно, уже в отредактированном виде, то есть не ранее середины II века, а языческий полемист Порфирий прямо издевался над Павлом, говоря, что тот постоянно противоречит сам себе. Сличение текста
посланий по Апостолу и по Новому Завету позволяет однозначно установить, что редактирование велось в духе иудео-христианского синкретизма, причем Павлу были приписаны идеи о тождественности христианского Бога-Отца и почитавшегося в Иерусалимском храме божества Яхве и о преемственности христианства по отношению к иудаизму. Взглядам самого Павла эти идеи были чужды, а упоминание реалий еврейской Библии он напрямую связывал с темой Закона как Греха и законодателя как бога века сего. Чтобы правильно понять мощь и революционное значение богословской концепции Павла, достаточно оценить один факт — его учение об искуплении изначально создавалось вне контекста ветхозаветной мифологии и было искусственно
связано с описанием «грехопадения» в Книге Бытия уже редакторами во II веке.
Есть еще один аргумент, о котором Кушу не упоминает, — географический. Шесть из десяти вошедших в Апостол посланий Павла, были направлены в приморские города. Будучи судовладельцем, Маркион должен был
посещать эти города в связи со своей предпринимательской деятельностью и мог познакомиться там с членами христианских общин, хранившими послания.
Исключения составляют Колоссы и Лаодикия, расположенные на расстоянии более ста километров от побережья, и находящаяся в глубине Малой Азии Галатия, но через Галатию протекает река Галис, впадающая в Черное море в непосредственной близости от Синопа, родного города Маркиона. Миссионеры
галатийской общины не могли достигнуть черноморского побережья иначе как по долине этой реки. Коллизия между взглядами Маркиона и римских пресвитеров как раз и объясняется тем, что в глухой провинциальной Галатии предание Павла сохранилось в неприкосновенности, тогда как римская община, существовавшая в мировом центре религиозного синкретизма, предавалась смелому теологическому новаторству.
Отметим, что представления о Маркионе Синопском, как некоем «ересиархе» и едва ли уже не «антихристе», исказившем Священное Писание, несостоятельны и опираются на некритическое восприятие рассказов не
слишком разборчивых в средствах ересиологов. Столь же несостоятельны представления о нем, как о третьем (после Иисуса Назорея и Павла из Тарса) «основателе христианства», гениальном богослове и филологе, принявшим на себя труд очистить Писания от влияния «лжеапостолов». И то, и другое явно преувеличивает масштаб этой личности.
В действительности Маркион, «корабельщик Понта Эвксинского», прибыл в Рим с драгоценными свидетельствами апостольских времен — рукописями Евангелия Господня и десяти Посланий апостола Павла. Однако когда их списки разошлись по рукам, выяснилось, что пресвитеры римской общины учат не совсем тому, а чаще — совсем не тому, что записано в Евангелии и Посланиях. Это и стало причиной конфликта. В общине произошел раскол, а поскольку весь христианский мир уже прекрасно знал, кто такой апостол Павел, но все еще слабо представлял себе, кто такие римские пресвитеры, объектом ненависти и нападок был избран не «еретик» Павел, а «еретик» Маркион.
Возникшее недоумение следовало немедля разрешить, и вскоре пресвитеры чудесным образом обрели текст «еще более подлинный», чем тот, что был опубликован Маркионом. Разумеется, для такого «чудесного обретения» им не понадобилось выезжать из Рима. Послания были на скорую руку (именно так! — вставки и искажения порой поражают своей грубостью и очевидностью) отредактированы в духе «здравого учения». Дополненное благочестивыми вымыслами Евангелие Господне превратилось в Евангелие от Луки, а затем
появились и Деяния, развивавшие образ апостола Павла в «нужном направлении», но без упоминания о его «еретических» Посланиях.
Итог в своей статье «Бремя доказывания при выявлении интерполяций в письмах Павла» подводит Вильям Уокер:
«Мы знаем только, что сохранившийся текст писем Павла — это текст,
выдвинутый историческими победителями в теологической и
церковной борьбе второго и третьего столетий. Текст Маркиона исчез
— без сомнения, еще один пример хорошо известной практики
подавления и даже уничтожения тех текстов, которые некоторые
христиане расценивали как несовершенные, дефектные,
ненормативные или опасные. Короче говоря, представляется
вероятным, что нарождавшееся кафолическое лидерство в церквях
“стандартизировало” текст корпуса Павла в свете “ортодоксальных”
представлений и методов, подавляя и даже уничтожая все
ненормативные тексты и рукописи. Итак, поэтому у нас нет никаких
рукописей, датирующихся ранее, чем третьим столетием; поэтому все
существующие рукописи замечательно сходны в большинстве своих
существенных особенностей».
При этом, даже если «сирийский гностик Кердон» существовал в действительности и не был присочиненным литературным персонажем наподобие «Симона Мага», он не мог оказать и не оказал никакого влияния на
мировоззрение Маркиона и всей основанной им церковной общины.

Таким образом, материальный мир с растворённым в нём Светом будет существовать лишь до того момента, пока материальные люди размножаются, продолжая действие механизма привлечения новых частей Мысли из Полноты. Более всего в продолжении жизни материального мира заинтересованы архонты, поскольку это их мир и в нём они могут управлять даже теми, в ком есть образ Мысли. Но, для того чтобы управлять материальным миром, необходимо было создать механизмы, не позволяющие образам Первого Человека
вспомнить своё происхождение и уйти из этого мира, просто прекратив своё существование.
С этой целью Первый Архонт, как образ материнского чрева или категории Жизни, и созданные им псевдообразы Отца-категории Любви и Сына-категории Знания, создают из себя искажённые псевдообразы Духа, Отца и Сына, используя для этого вечную часть себя, доставшуюся им из Полноты. Тем самым образуется некая иллюзия Духа, в которой категория Жизни подменяется смертью, категория Любви подменяется страхом и ревностью, категория Знания подменяется обманчивостью. Для закрепления эффекта в жизнь материальных людей внедряются ложные ценности, бесконечные заботы, борьба за жизнь, законы, не позволяющие отвлечено от довлеющего над материальным миром обманчивого Духа оценить свою суть, узнать и вспомнить свою сущность и происхождение. Внедрённые законы, неработающие во всех без исключения случаях материальной жизни, приводят к тому, что материальные люди постоянно находятся в состоянии страха, усугубляющего страх физической смерти, и не позволяющего осознать свою внутреннюю суть.
Мир архонта, окружающий материальный мир, названный местами середины, не позволяет материально-чувственным телам людей (душам), освобождающимся от материальных оболочек после физической смерти, уйти дальше этих мест середины, в которых души также не могут познать свою суть, очиститься от страхового эмоционального фона и вернуться в Полноту.
Тем самым, изолированный от Полноты мир архонта благодаря механизму деторождения материальных людей в одностороннем порядке привлекает новые части Полноты в свой мир, и у этих частей нет возможности вернуться обратно. В мире архонта также происходят определённые изменения. В связи с тем, что материнское чрево-Первый Архонт лишается своей Силы, а следовательно становится равным своим же
созданиям, то его же создание, а именно псевдокатегория Знания - Слепота поглощает и псевдокатегорию Жизни - Смерть и псевдокатегорию Любви - страх и ревность, становясь фактически единоличным правителем и владельцем мира архонтов и материального мира.
Именно этот архонт и именуется в Библии, как единый Бог с именем Яхве. Отражение этих процессов мы находим во множестве фольклорных сюжетов различных народов, где позднее созданные боги-сыновья поглощают или уничтожают своих богов-родителей.
Для нейтрализации действий архонтов в местах середины, с целью дать возможность душам очиститься и вернуть Свет в Полноту, категория Знания вынуждена прийти в места середины для исправления своего же изъяна. Путь к изолированным от Полноты местам середины идёт через воплощение в материи, то есть при рождении материального человека категория Знания попадает в материальный мир. И естественный путь в места середины предстоит через смерть материального тела. Находясь в материальном теле категория Знания даёт материальным людям Знание о категории Любви-Отце. Это Знание вместе с пониманием и осознанием
человека о том, кто он, где находится и куда должен вернуться, называется рождением свыше.
Жестокая казнь материальной оболочки категории Знания показательна с точки зрения бессилия властителя материального мира над тем, что заключено в любой человеческой материальной оболочке. Кроме того, казнь демонстрирует несовершенство законов материального мира, а следовательно, несовершенство того, кто дал эти законы и создал материальный мир.
Попав в места середины, категория Знания изолирует властителя материального мира и его «воинство», тем самым открывая возможность всем душам, находящимся в местах середины очиститься, и Свету вернуться в Плерому. После смерти материальных оболочек души попадают в места середины и дальнейшая скорость их продвижения в Плерому зависит от их осознанного желания принять Знание и вернуться в Полноту. Находясь в материальной оболочке, люди способны воспринять и получить Знание, либо путём получения информации через людей и источники, содержащие это Знание, либо напрямую от категории Знания, путём так называемых откровений, что и происходило, судя по оставленным текстам, с людьми после казни материальной оболочки категории Знания.
Таким образом, полученное Знание о несовершенстве материального мира, о наличии у человека вечной составляющей и возможности для неё вернуться к настоящему Отцу и является эсхатологическим представлением гностиков и называется Спасением. Это Спасение – Знание доступно любому человеку и только способность воспринять это Знание сразу, не сразу или не принимать его совсем, делит людей на три типа восприятия этого Знания – Спасения. То есть, человек духовный - пневматик это и есть та условная оболочка, котрая есть непосредствено Свет. Человек психический это тот самый образ, то самое душевное тело, изготовленное архонтами, куда был помещен Свет = человек духовный, пневматик. Гилик или человек материальный это внешняя матрешка, в которую запихнут психих, в котором сидит пневматик. И все зависит от самого человека, что он способен из себя вычленить, тем он и является.
С точки зрения гностического мифа наш материальный мир является временным явлением, которое в конце концов обязательно закончится естественным путём - либо погибнет, либо опустеет после того, как люди примут Знание и перестанут материально размножаться. Задача гностика - человека, принимающего Знание, пройти эту жизнь, по возможности не оставляя никаких привязанностей к этому миру, не оставив потомства, уйти на встречу со своим настоящим Отцом. Для гностика в этом мире нет и не может быть ничего ценного и
полезного, кроме любви и сострадания ко всему живому, мучающемуся существованием в этом мире, и любви между единомышленниками, понимающими и принимающими путь к Знанию.
Таково краткое содержание гностического мифа, позволяющее увидеть основную линию эсхатологических представлений ранних христиан и базу их верований.