– Вот это мы собрались, – усмехнулся Петька.
– После маньяка–графомана из Урюпинска, меня уже ничем не удивишь, – ответил поручик Ржевский. – Только не похоже, что это будет анекдот. Уж больно все заморочено –диваны, камины, ночь.
– Думаю, что это будет очень страшная история, – сказал Холмс.
– Господа, – обратился поручик Ржевский к собравшимся, – пока наш автор в раздумьях о нашей судьбе, давайте скрасим свое ожидание таинственными и жуткими рассказами!
– Давайте! – согласился Петька.
Остальные с радостью закивали.
– Раз уж я предложил, то, пожалуй и начну первым. История моя жуткая и поучительная. Во времена моей молодости был я скромным, но страстным юношей. Происходил я из знатного рода, и обладал не малыми по тем временам средствами, которые не только не растратил, но, не смотря на молодость лет, сумел преумножить. И тогда у меня уже было две страсти – лошади и женщины. Лошадей я любил и люблю так же, как раньше. А любовь к женщинам изменилась...
Однажды, на балу подошел ко мне приятель, с которым я познакомился за границей.
– Поручик, рад встрече!
Слово за слово, речь зашла о дамах. Мой приятель наклонился ко мне и тихо сказал:
– Вы знаете, что где–то здесь сейчас танцует Сигизмундия?
– Кто такая Сигизмундия?
– Как, – забыв приличия, почти крикнул мой знакомый, – вы не знаете Сигизмундию? Да о ней уже давно бродят легенды! Иностранка. По слухам, очень недурна собой. И очень загадочна. Говорят, что она ведьма!
– Не может быть, – засмеялся я, – ведьмы – это вымысел.
В это время мимо нас проплыла девушка. Лицо её было закрыто густой вуалью, а фигура накидкой, но без сомнения, она была очаровательна. Только очаровательное создание может так легко и невесомо скользить, чуть касаясь пола.
Я сразу понял, что это была она – Сигизмундия!
Как в угаре я бегал от одного знакомого к другому, пока не нашел того, кто меня ей представит.
Говорил я. Сигизмундия не сказала не слова, только кивала слегка и, как мне казалось, улыбалась моим невинным шуткам.
Вечер пролетел незаметно. Когда все гости уже начали разъезжаться, лакей принес мне записку:
"Жду Вас у себя завтра ночью. Постучите три раза. Ровно в полночь. С."
– Что же делать? Как такое возможно? – стучали у меня в голове мысли. Прошу заметить, что тогда я еще был совсем другим.
Промучившись весь день, и не решившись ни с кем посоветоваться, чтобы не компрометировать даму, я поехал к ней. Ровно в полночь постучал три раза и зашел в открывшуюся дверь.
Сигизмундия стояла возле накрытого стола ко мне спиной. В свете свечей она мне показалась худее и выше, чем при первой встрече. Внезапно дверь захлопнулась за мной, по всему дому защелкали закрывающиеся ставни, сами собой опустились шторы, тени от пламени неистово плясали на стенах!!! Я потерял сознание. Какой конфуз для мужчины...
Очнулся я привязанным к стулу с высокой спинкой. Передо мной простирался длинный стол с красивой скатертью. Рядом никого не было. Я подивился сервировке: 25 столовых приборов, 15 тарелок и 18 бокалов. Но более меня удивило, что по всему столу лежали книги – старинные и современные, видавшие виды и почти совсем не тронутые.
И тут вошло она. Вернее, оно! О, Боже, за что ты со мной так?! Сознание чуть было не покинуло меня снова. Это на самом деле была ведьма. Длинная, тощая, с костлявыми руками и несуразно болтающейся головой на тонкой шее.
– Поручик! – обратилось оно ко мне,– вы молоды, знатны, ваш род заслуживает того, чтобы иметь продолжение. Я выбрала вас себе в мужья. Но прежде, чем мы сможем скрепить наш союз, мне придется немного поучить вас хорошим манерам. И грамотности, грамотности! Я слышала, что вы ужасно пишите.
Ведьма, а теперь я называл Сигизмундию именно так, обошла стол и приблизилось ко мне.
– Начнем. Перед вами 25 столовых приборов, 15 тарелок и 18 бокалов. Только истинный аристократ может пользоваться ими и не запутаться. Это и отличает нас от плебеев. Но это еще не все, – оно нервно дернуло шеей и неуклюже подпрыгнуло, – книги! Книги, книги, книги, книги! Вы должны знать их наизусть, до последней буквы последнего абзаца. Только от такого интеллектуально развитого мужчины я смогу родить дитя.
– Аааааааааааааааааа!!!!!!, – заорал я на весь зал, – Ааааааааааааааааа!!!!!!!!
Существо подождало пока я успокоюсь и надменно процедило:
– Вульгарщина, деревенщина.
Каждый раз, когда я ошибался с тем или иным прибором или бокалом, существо дергало всеми своими несуразными тонкими конечностями и истерически трясло головой. Потом ведьма успокаивалась и менторским тоном два или три часа отчитывала меня и напоминала о моем знатном происхождении и предназначении.
Много раз я пробовал бежать, но не мог найти ни одного выхода из замка. Все двери и окна всегда были закрыты. К тому же за мной следил преданный слуга ведьмы – маленький лысый гоблин.
Неизвестно, чем бы закончилась эта история, если бы мне не пришла в голову одна мысль.
Я почти выучил все приборы и уже перешел к литературе. Видя мои успехи, ведьма решила устроить обед. Это был мой шанс! Во время обеда я начал есть суп не той ложкой, уронил нож на пол, икнул и стал ковырять вилкой в зубах! Ха–ха–ха–ха!
Это было спасение!
Ведьма сначала побледнела, потом начала заикаться, потом затрясла своими членами и наконец испарилась, оставив после себя голубое облачко с легким аристократическим запахом.
Не успел я прийти в себя и порадоваться своему освобождению, как из комнат замка начали выходить мужчины. Почти все молодые и красивые, в дорогой изысканной одежде. Ведьма исчезла и чары рассеялись.
Я был 51 женихом. Никому еще, кроме одного королевича, не удалось так далеко зайти, как мне. Королевич почти стал мужем, но перепутал 24 и 25 вилки, после чего был нещадно уничтожен. Но на этом потрясения не закончились. Побродив по дому, мы нашли дневник Сигизмундии. Оказалось, что она – мужчина! Когда–то в детстве на маленького Сигизмунда упала большая тяжелая книга. После этого он стал называть себя Сигизмундией, помешался на аристократизме и голубой крови. Позднее ему пришла в голову мысль жениться. Хорошо, что между ним и его мечтой стояли 25 столовых приборов, 15 тарелок, 18 бокалов и огромная библиотека!
Все молчали, пораженные не столько рассказом поручика, сколько тем, что он умеет нормально разговаривать.
– С тех пор я использую баб–с по назначению! – сказал поручик Ржевский и по привычке заржал, как синяя лошадь. Возвращение поручика в привычное состояние привело всех в чувство.
– Даааа, – сказал Чапаева.
– Даааа, – как эхо отозвался по привычке Петька.
На Холмса и Штирлица история не произвела большого впечатления. Холмс всем женщинам предпочитал дедукцию, а майор Исаев был давно и надолго женат, и уже не беспокоился о ведьмах.
Вастсон записывал что–то в свой блокнот и был вообще не при делах.
– Василий Иваныч, – встрепенулся Петька, – а расскажи–ка ты им страшилку про чудище!
– От чего бы не рассказать? Расскажу. Сам не видел, но рассказчику верю. Стоял на берегу небольшой речки старый городок. Городок, как городок, ничего особенного. Возле самого берега, в стороне от других домов была усадьба. Хороший деревянный дом, вокруг сирени полно, заросли целые. И ивы. Старые, высокие. Дом почти весь ими закрыт был, еле виднелся. Народ мимо этого дома на речку ходил, на тот берег переправлялся. Дети летом купаться на берег бегали, зимой на санках с берега катались. Жила в этом доме старая помещица, одинокая совсем. Когда она умерла, усадьбу купили приезжие люди. Никто их не видел, кроме душеприказчика, да и тот ничего рассказать толком не мог: «Не помню – и все».
Купили они ее ранней весной. И тут начались всякие непонятности. Дом, забор и все постройки во дворе новые хозяева покрасили в черный цвет. Странно это было. Жители города пошушукались немного, рукой возле виска покрутили, да и забыли. Жутковато конечно было, но летом ивы почти весь дом закрывали, да еще сирень цвела.
А потом пришла осень. Дом помрачнел под осенним небом. Листья желтые ивовые и голые ветки сирени были как орнамент на черных стенах. Жутко было ходить к парому мимо этого дома. С каждым днем усадьба становилась все мрачнее и мрачнее. Кто живет в этом доме горожане не знали. Душеприказчик старой помещицы уехал из города так ничего и не сказав. Раз в неделю поздним вечером приезжал человек, видимо с провизией и прочими необходимыми вещами. О том, что в доме кто–то живет, говорили только горящие по вечерам окна.
И вот наступила зима. Снега в тот год выпало много. Дом теперь стал совсем мрачным. Высокие ивы были похожи на обгоревший остов какого–то строения. Но это еще не все. Самым жутким было то, что вокруг дома не было никаких следов. И свет в окнах больше ни горел…
По городу поползли слухи. Каких только предположений не делали. Одни говорили, что помер хозяин, нужно пойти бы проверить. Другие говорил, что уехал и Бог с ним, не будите лихо, пока тихо. Самые смелые подходили к забору и заглядывали во двор, но ничего там не увидели.
Оказалось, что все страхи – это еще цветочки. Ягодки были впереди.
Еще через неделю к черному дому подъехали санки. Из санок вышла женщина, и спокойно зашла во двор. Это было очень обычно и никак не подходило к страшному дому. А на следующий день в городе появились обитатели усадьбы. Ими оказались помещики Мухоморовы. О странных обстоятельствах своего появления в городе они рассказывать не стали, а расспрашивать никто не решился. Скоро усадьба заполнилась людьми и стала совсем обычной. И даже черный цвет перестал бросаться в глаза.
Тайна черного дома открылась в конце весны. Николай Мухоморов выиграл в карты и казалась бы должен был радоваться, но наоборот сидел бледный и подавленный.
– Николай, что с вами? – спросил сидящий напротив Савелий Михайлович.
– Сегодня 17 число. Мне страшно. И боюсь, что теперь уже поздно. Скоро начнется лето, жизнь переместится во двор и мы уже не сможем от вас ничего скрывать. Я должен был все сразу рассказать, как только она приехала, но не смог.
– Кто приехал? Ваша жена?
– Да, моя жена…
На лице у Николая появилось плаксивое выражение, но быстро исчезло. Он собрался и начал свой рассказ:
– Расскажу вам самое главное. Она, Настя, слишком долго уже здесь и скоро вы увидите, что у ваших жен появится тот же недуг. Простите, друзья мои. Я надеялся, что вдали от столицы ей станет лучше. Но надежды оказались напрасными. – Николай на секунду замолчал, а потом продолжил рассказ.
– Мы с Настей прожили уже десять лет в счастливом браке и я думал, что так будет всегда. Но судьба распорядилась иначе. По Петербургу поползла страшная болезнь. Неизвестно откуда она взялась, но распространяться она начала быстро, и не щадила никого. Скоро и Настя заболела ей. Я долго держался, сколько мог. А потом убежал. Как можно дальше от столицы. И дом черным покрасил, чтобы никто не догадался. Но не помогло. Она меня нашла. – Николай взглянул на часы, охнул и выбежал из комнаты.
На следующий день, вышедший прогуляться по берегу Савелий Михайлович, услышал из дома Мухоморовых странные звуки. Это был визг и звук бьющегося стекла. А затем он услышал голос Настеньки:
– Чудище пузатое, ирод, опять в карты играл, – тут окно закрыли и уже нельзя было разобрать отдельные слова.
Дня через три Мухоморывы как ни в чем не бывала мирно прогуливалась по берегу.
К сожалению, предсказания Николая сбылись. С приездом Настеньки визг и битье посуды стали обычным явлением в каждом доме. Раз в месяц на несколько дней в добрых и порядочных жен как будто бес вселялся. Все проходило внезапно, так же, как и начиналось. И даже по отъезду Мухоморовых обратно в столицу недуг у местных дам не прошел. А наоборот стал появляться в соседних городах.
Правда перед отъездом пузатое чудище, которое приехало сюда не в добрый час, рассказало, как можно смягчить симптомы. Всего три слова давали мужчине возможность остаться со всеми своими волосами. Слова эти до сих пор передаются от отца к сыну: люблю, куплю, поедем! А у недуга теперь есть название – ПМС.
– Ахренеть! – завопил поручик Ржевский и шлепнул себя по ляжкам, – Так вот что с Наташей!
– Я знал, что эта болезнь скоро дойдет и до нас. Поэтому заранее выбрал дедукцию вместо жены, – спокойно сказал Холмс.
– Пролылфовтфжсот, – промычал Штирлиц и уснул.
– Что это такое с нашим штандартенфюрером? – удивился Петька.
– Петя, это же элементарно, – Холмс как всегда знал все заранее, – наш автор выпил коньяка.
– Но, Холмс, почему же только Штирлиц пьян, ведь автор же один на всех?
– Это элементарно, Ватсон! Петьку с Василием Ивановичем только ведро самогона с ног свалит, поручику Ржевскому для такого результата несколько ведер шампанского нужно, в вот Штирлиц пьет коньяк.
– А зачем он спит?
– И этому есть объяснение. Полковник Исаев хороший разведчик. Как только он понимает, что выпил лишнего, то сразу же отключается, чтобы лишнего не наболтать.
– Как у вас опять все просто, – немножко раздраженно сказал Ватсон, – а мы с вами тогда почему не пьяны?
– Потому что мы, Ватсон, подданные Её Величества и на нас это не распространяется. Не волнуйтесь, ровно через 19 минут Штирлиц протрезвеет, а еще через одну минуту проснется.
– Может быть пока Штирлиц спит, я расскажу о черном чернильном пятне? – Ватсон вопросительно взглянул на Холмса.
– Расскажите, Ватсон. Можно даже подкинуть эту историю нашему автору, когда он протрезвеет.
Ватсон устроился по удобнее и начала свой рассказ:
– Как вы знаете, мой друг Шерлок Холмс распутал не одно загадочное дело. В моей записной книжке много кратких описаний необыкновенных приключений, в которых я имел счастье участвовать вместе со своим другом. Сегодня же я вам расскажу историю, которую никогда не опубликую, дабы не вносить смуту и не пугать соотечественников. Это история о Черном чернильном пятне.
Летом 1887 года я сидел возле окна в нашей квартире на Бейкер–стрит 221–Б и читал утренние новости. Мой взгляд привлек заголовок «Загадочное исчезновение клерка из Сомерс–Тауна». В заметке говорилось, что неделю назад мистер Джеймс Такер не пришел на работу. Сослуживцы мистера Такера сразу же забеспокоились –это был первый и единственный раз, когда он опоздал. Оказалось, что Такер исчез еще в воскресенье. Поиски не привели ни к чему. Ровно через неделю тело несчастного Такера обнаружили в парке. Тело лежало недалеко от дорожки под дубом. Рядом валялось надкусанное зеленое яблоко. Полиция выяснила, что бедняга отравился яблоком, которое было пропитано цианидом. Но где он пропадал целую неделю, откуда у него было отравленное яблоко и зачем он его ел никто ответить не смог.
К сожалению, у Холмса в это время было слишком много важных дел и он отказался принимать участие в расследовании.
Ровно через год я начала читать новости и не поверил своим глазам – в том же парке, почти на том же месте был обнаружен труп. Как и год назад рядом лежало надкусанное яблоко с цианидом.
– Холмс! Мне кажется, вам стоит заняться этим делом! – сказал я своему другу.
– Делом клерка?
– Да! Но как вы узнали, что я говорю именно о нем?
– Это элементарно, Ватсон! В прошлому году вы долго надоедали мне с этим делом, и даже сами пробовали его расследовать. Сегодня я прочитал газету раньше вас, – улыбнулся Холмс.
– Так вы возьметесь за него?
– Нет, мой друг, – ответил Холмс. – Сейчас это занятие будет бесполезным. У нас слишком мало фактов. Всю ночь шел дождь и смысл все следы. Остальное затоптали полицейские и зеваки. Я уже проверил возможные версии, но они не привели никуда. Преступление на столько бессмысленное, что логика бессильна.
Прошло четыре года с появления первой заметки. Каждый год, в одно и то же время, пропадали клерки. Позднее всех их находили в парке. Все они умерли, надкусив яблоко с цианидом.
Если злодей не изменил своим привычкам, то сегодня должна появиться заметка о четвертом трупе. Я с нетерпением раскрыл газету и увидел то, что ожидал. Удивительно, но в этот раз картина преступления была иной. Возле тела по–прежнему лежало зеленое яблоко, но оно было не надкусанное. За то рядом валялась разбитая бутылка, а на дереве, футах в 5 от земли, расплылось огромное чернильное пятно!
В комнату вошел Холмс:
– Ватсон, я вижу в деле появились новые детали? Я потом объясню как, – заранее ответил Холмс на мой обычный вопрос. – Сейчас прочитайте мне заметку.
Внимательно выслушав Холмс повернулся ко мне. Глаза его загорелись.
– Наконец–то, рука убийцы дрогнула. Чернильное пятно! Теперь мне все понятно. Осталось только поймать негодяя и прекратить эти злодеяния.
– Вы знаете кто убийца и зачем он это делал? – воскликнул я.
– Да, мой друг! Теперь я знаю где его искать. Поэтому не будем торопиться, а съедим еще этих мягких французских булок, да выпьем чаю.
Я не стал отказываться. Откушав сдобы, мы с Шерлоком Холмсом вышли на улицу и сели в кэб. Минут через 15 кэб остановился. Мы оказались на приятной солнечной улице. Холмс расплатился с кэбменом и подошел к двери. Осмотревшись, я понял, что мы стоим возле небольшой пекарни.
– Холмс, неужели человек с таким мирным занятием и есть наш убийца?
– К сожалению, вы правы, – сказал Холмс и постучал в дверь.
Дверь открыл мужчина в белом переднике и колпаке. Был он невысокого роста. Большие голубые глаза смотрели бесхитростно, а румяные толстые щечки придавали его лицу сходство с большим ребенком. Измазанными в муке толстыми пальцами он поправил фартук и сказал мягким, чуть смущенным голосом:
– Здравствуйте, мистер Холмс, и вы мистер Ватсон. Проходите, я вас ждал.
Холмс шагнул в открытую дверь, я последовал за ним. Хозяин не останавливаясь пошел куда–то в глубь дома. Сердце мое застучало, не смотря на такое невинное лицо, это был жестокий убийца. Мы прошли по коридору и оказались в комнате. Если бы мы находились не в пекарне, я бы подумал, что это кабинет какого–то ученого. По стенам стояли шкафы с книгами, возле окна расположился большой стол, на котором лежала груда писем. На самом видном месте стоял портрет интересной пожилой леди.
Хозяин предложил нам сесть.
– Можете называть меня Генри, – так же мягко сказал он.
– У меня к вам только один вопрос, – Холмс внимательно посмотрел на пекаря, – скажите, Генри, это ваши мягкие французские булки мы с Ватсоном ели сегодня на завтрак?
– Мои, – улыбнулся пекарь, – миссис Хадсон уже давно мой постоянный покупатель.
– А это милая леди на фотографии наверное ваша тётушка?
– Да, мистер Холмс. Я вижу, что вы уже все знаете.
– Похоже я один ничего не понимаю, – возмутился я.
– Не сердитесь, доктор Ватсон, – по–прежнему мягко сказал Генри. – Сейчас я все расскажу. В детстве я был очень хилым и болезненным ребенком. Если бы не заботы моей любимой тётушки Шарлотты, то я бы не дожил и до 18 лет. Тётушка посвятила всю свою жизнь мне, мягким французским булкам и яблочной шарлотке. Такой вкусной шарлотки, как у моей тётушки, вы не ели никогда.
Умирая, она оставила мне рецепт своей шарлотки. Вся беда в том, что этот рецепт был на финском языке. Тётушка очень любила финских моряков, – покраснел Генри. – В память о ней я захотел открыть этот рецепт всему миру. Для этого я нашел клерка с хорошим почерком, которого звали Джеймс Такер и предложил ему за очень хорошее вознаграждение переписать рецепт 100500 раз. На 1500 письме бедный Джеймс сошел с ума. Тогда я пропитал яблоко цианидом и пошёл в Джеймсом в парк. Остальное вы знаете.
– А что случилось с другими клерками и почему их находили раз в год? – спросил я.
– Дело в том, что каждое лето в день рождения дорогой тётушки я находил нового писца, но всех их постигала одна и та же участь.
– Но почему последний не съел яблоко, и откуда взялось чернильное пятно?
– Последний –не мой, – замаха пухлыми руками Генри. – И чернильное пятно тоже не мое.
– Вы говорите неправду, – спокойно и уверенно заговорил Холмс. – Вы – не Генри. Генри сейчас лежит в морге Скотланд Ярда, убитый бутылкой чернил, которую вы швырнули в него в парке возле дуба! Генри не смог осуществить свою мечту и сам сошел с ума. А вы – финский моряк, который очень хотел завладеть рецептом тётушки! Ватсон, держите его, – закричал Холмс и вскочил со стула.
Внезапно Генри распрямился и стал вдвое выше, чем был. Щечки его мгновенно опали, а глазки сделались узкими и колючими. Он схватил табурет и обрушил его на голову Холмса. Что было дальше я не помню. Очнулись мы уже за полночь.
– Как вы себя чувствуете, дорогой друг, – услышал я участливый голос Холмса.
– Спасибо, Холмс, уже лучше. Что же теперь делать? Как его искать?
– Я думаю, что этого не стоит делать. Он навсегда покинул страну и больше не вернется. Его постигнет та же участь, что и несчастного Генри, именем которого он воспользовался. Пока вы лежали после удара табуреткой, я прочел этот рецепт. Нашего убийцу ждет большое разочарование. В рецепте ошибка. Клерки не знали финского языка и перепутали слова. У него не получится шарлотка тётушки Шарлотты. По этому рецепту он сможет испечь только несъедобную резиновую подошву!
Как и предсказал Холмс, наш финский друг через месяц сошел с ума, пытаясь испечь шарлотку по рецепту. Но до этого он разослал все письма с просьбой переписать их по 10 раз и отправить 10 своим друзьям. Эти письма разлетелись по миру и до сих пор могут прийти к вам. И кто знает, какая участь постигнет того, кто не силен в финском языке?
– Штирлиц, как спалось? – спросил Холмс у проснувшегося Штирлица.
– Спасибо, Холмс. Неплохо отдохнул. Кажется, я что–то пропустил? – сказал совершенно трезвый Штирлиц.
– Да, Ватсон рассказывал интересную историю. Теперь ваша очередь.
– Хорошо, я расскажу старую немецкую сказку о Бюргере и его сосиске.
Все сразу же посмотрели на поручика Ржевского.
– Молчу, молчу, молчу, – замахал руками поручик.
– Германия – страна колбас, – продолжил Штирлиц. – Поэтому не удивительно, что эта история произошла именно здесь. В конце 19–го века жил во Франкфурте мясник Томас Шульц. Колбасы делал замечательные – нежные, ароматные. Был у Томаса один единственный сын Петер. Долгую жизнь прожил Томас, много вкусных колбас и сосисок сделал, и сына своего всем премудростям научил. Почувствовал он, что смерть уже близко, позвал сына и говорит:
– Петер, я научил тебя всему, что сам знал. Ты теперь тоже хороший мясник. Все свое имущество я завещаю тебе. Запомни только: никогда не делай сосиску длинной 7 дюймов! Если сделаешь… – не успел договорить Томас.
Прошло много лет. Петер чтил отца своего и никогда не делал сосиски длинной 7 дюймов. Сам уже родил детей, и даже внуки у него появились. И стал его постоянно мучить вопрос: почему же нельзя делать сосиски длинной 7 дюймов? На столько его любопытство замучило, что даже ночами спать перестал. Ляжет спать, а перед глазами семидюймовые сосиски кружатся.
Не смог он сдержаться. Сделал 7 сосисок длинной 7 дюймов и положил в погреб. Всю ночь снились Петеру кошмары, как будто пришли за ним черти и тащат его в котел. Он кричит, упирается, а черти не отстают. Хвостами своими мерзкими его всего щекотят. Только он проснулся, сразу же в погреб побежал. Там уже 6 сосисок осталось, а на стене появилось еле заметное зеленое пятнышко. Решил он посмотреть, что дальше будет. Настала ночь. И давай ему опять кошмары сниться, что гонится за ним толпа сумасшедших горожан. Хотят его самого на колбасу пустить. Всю ночь он от них по городу бегал. Утром опять в погреб спустился. А там уже 5 сосисок висит, и пятно на стене больше стало. Захотел он сосиски выкинуть, но не смог этого сделать – руки мимо проскальзывают, никак не ухватиться.
– Ну что ж, – решил Петер, – дождусь, когда все сосиски исчезнут, тогда все и узнаю.
Шесть ночей снились ему кошмары, один страшнее другого, а седьмую ночь он решил провести в погребе. Долго не спал, но сон его сморил. И стало ему сниться, что попал он в темный лес. Вокруг деревья старые корявые стоят, ветки до земли опустились и идти мешают. А между деревьев вдалеке огни красные страшные. Идет он вперед и оглянуться боится. Чувствует, что за спиной кто–то дышит и ветками под ногами хрустит. Побежал Петер вперед, запнулся о корни, упал, почувствовала холодные пальцы на своей шее и проснулся.
Огляделся и увидел, что последняя сосиска исчезла, а из пятна на стене кто–то выходит. Пригляделся Питер и понял, что это его отец. Вышел и говорит:
– Эх, сынок! Предупреждал же я тебя, чтобы не делал ты сосиски длинной 7 дюймов, а ты не послушал!
– Но почему, папа?
– Да потому что хрень всякая по ночам сниться будет! – сказал Томас и ушел. Пятно на стене исчезло.
Петер больше не делал сосиски длинной 7 дюймов. И детям своим завещал. Только заранее обо всем позаботился и в завещании все подробно расписал, чтобы потом из зеленого пятна вылезать не нужно было.
Только Штирлиц закончил свой рассказ, как облачко рассеялось, а вместе с ним и образы героев.
На нерасправленной кровати в халате и тапках спал несостоявшийся автор.

Поход организовался спонтанно. Собственно, это был даже и не поход, а прогулка. Попить, вкусно поесть, послушать пение птиц, подышать сосновым воздухом, покормить клещей.
Шли, тихо пересмеивались. Девчонки пищали от восторга и умиления. Мужики расслабленно вышагивали, присматривая место для пикника. Запахи кружили голову, стрекот кузнечиков и птиц наполнял душу благостью и весельем.
Кусок заброшенной дороги появился внезапно и совершенно не к месту в этом обжитом и приветливом лесу. Земля уже почти полностью переварила бетон, скрывая его следы муравой и кустиками сурепки и лопуха. Лишь продавленные колеи по-прежнему хорошо читались сквозь буйство зелени.
Как там пишут? Внезапно стихли все звуки и воздух загустел..? Ничего подобного не произошло. Птицы с кузнечиками как трещали, так и продолжали трещать свои трели, воздух по-прежнему был свеж и полон дурманных ароматов.
Просто никакой дороги в этом месте быть не должно было. Вот и все.
- Да ладно, - Олька тряхнула веселыми кудряшками – можно подумать, ты тут все-превсе знаешь!
- Вообще-то все-превсе, - возразил Сенька.
- И что теперь?
- А ничего! – упрямо отрезал Серега, - идем!
Они ступили на колею и … ничего не произошло. Солнце также светило сквозь сосновые ветки, небо не закружилось, земля не ушла из-под ног, никто не упал.
Немного постояв, они вполне уверенно двинулись по дороге.
Впрочем, они даже не успели еще ничего предположить, как эта дорога закончилась. Так же внезапно, как и началась. Закончилась она вполне себе милой полянкой, полной цветущего цикория и одуванчиков. Чуть поодаль, с другого краю полянки возвышался небольшой покрытый травой холмик.
Девчонки сразу взялись за благоустройство места для пикника, расстелили скатерть, налили по бокальчику белого сухого и принялись за сервировку, мужики налили по стопочке, гаркнули, приветствуя лесных жителей, выпили и занялись ухой и мясом.
Котелок закипал, мясо мариновалось под гнетом, наступило блаженное время ожидания и томления.
- Ребят! – окрикнул Сенька.
Он стоял на краю поляны у холмика.
Когда все подошли, он молча показал на него. Среди мха и муравы, примерно на высоте метра с небольшим торчала большая ржавая ручка. Теперь, когда стали приглядываться, этот холмик оказался вовсе и не холмиком, а неким покосившимся сооружением. Вернее, входом. В темное страшное вниз. В землянку или бункер. Дверь, казалось, еле держалась и вся проржавела, вокруг были щели толщины такой, что свободно прошла бы детская рука. При всем при этом дверь оказалась накрепко закрытой. Причем, совершенно не понятно было на что. Ни замка не было, ни засов не проглядывался.
Отчего-то все переглянулись и, казалось, непроизвольно поежились. Наверное, оттого, что вдруг вспомнили – лесок этот местные называли одним коротким словом «Полигон».
Что за полигон, чей, откуда – пожимали плечами и прятали хитрые ухмылки. Полигон и полигон.
Пустой. Тихий. Безопасный. Вон, зверье свободно шурует – значит ничего страшного тут нет. Зверье, инстинкты не обманешь – успокаивал каждый себя.
Сенька первым подошел ближе и попытался заглянуть внутрь. Оттуда тянуло холодом, сыростью и страхом. Сенька поднял с земли камушек и закинул в щель. Звука не последовало. Подошел Серега, вспомнив про фонарик. Как могли, осветили через щели темноту внутри холмика. В левом углу просматривался лаз и начало ступенек. Все. Больше ничего.
Сзади послышался тихий кашель, похожий скорее на сдавленное ржание. Как там – все резко обернулись? Ахха, щас.. у всех кровь остановилась и паралич напал.
-Господа… - раздалось сзади и откуда-то сверху.
Медленно обернувшись, они увидели перед собой…коня. Синего коня в старой фетровой клетчатой шляпе. Олька попыталась заглянуть за коня – кто-то же должен был произнести это «господа»!?
Снова раздался тихий кашель похожий на ржание.
- Господа, - откашлявшись, продолжил Синий конь. – запретная зона, господа.
- Пп-ппростите..? – не внял Сенька.
- Полигон-с, господа, - пояснил Синий конь.
- Брось палку! – тихо, но очень убедительно прозвучало откуда-то сзади и снизу.
Резко обернувшись, Серега отбросил в траву невесть откуда взявшуюся в руках палку.
- Умница, понятливый, - жестко и хрипло донеслось снизу.
Где-то внизу прошуршала трава и затихла у ног Синего коня.
Быстро вскрабкавшись, на хребте, почти что даже на шее его, предстал зеленый ежик. В слегка подранной летчицкой кожаной куртке.
- Позвольте представиться, - зеленый ежик важно разгуливал по шее Синего коня, - Штирлиц, Отто Максимович Штирлиц, замначбезпо.
- Замнач.. без чего?
- Заместитель начальника по безопасности полигона, господа, - терпеливо и очень вежливо пояснил Синий конь.
- Кто замнач? Еж замнач? Сенька, мы что пили?? – нервно хохотнул Серега.
- Водку, - хрипло выдавил Сенька.
- Господа, на территории полигона запрещено распивать спиртные напитки, - несколько сочувственно заметил Синий конь.
- И разъедать съестные припасы? – съязвила Аська
- Сюда вообще запрещено проносить любые биологически активные и потенциально чуждые вещества, - назидательно произнес Штирлиц.
- Собственно, вы сами, в некотором роде-с, господа…- несколько замялся Синий конь.
- Что ты опять мямлишь! – нервно подернул шкуркой (вернее, кожаной летчицкой курткой) замначбезпо. - вы, - он простер вперед лапку, - биологически активные чужеродные организмы, и вы должны быть немедленно дезактивированы.
Девчонки тихонько пискнули
- Отто, - укоризненно протянул Синий конь.- Господа, не стоит бояться. Товарищ Штирлиц шутит.
- Вообще-то, Кэтрин, свидетелей оставлять не положено, - протянул куда-то в сторону зеленый ежик.
- Господа, пройдемте, - явно сочувствуя, но не в силах противиться неизбежному, промолвил Синий конь.
- К-ккуда? – пискнули девчонки.
- В лабораторию, - пожал плечами Штирлиц.
На ватных ногах они подошли ко входу в холмик, зеленый ежик легонько пнул лапкой дверь, и они вступили во мглу.
Резкий запах пронзил воздух, отчаянно закружилась голова и тошнота подступила к горлу (так, кажется обычно говорят?).
На миг Сенька увидел кружащиеся над головой в вальсе сосны и клочок летнего неба и, казалось, услышал знакомые голоса, но бункерная мгла поглотила все.
Их повели вниз по ржавой, скрипучей лестнице. Зеленый ежик Отто Максимович Штирлиц гордо и уверенно вышагивал по узкому земляному коридору впереди, замыкал же колонну, чуть сутулившийся в этом лазе Синий конь Кэтрин.
Как долго они шли, сказать было трудно, за несколько десятков поворотов они окончательно перестали ориентироваться. В конце концов, они оказались в темной, обитой все таким же ржавым железом, комнате. Из-под потолка свисала прожженная помятая лабораторная лампа, тускло освещая три железных (ржавых же!!) стула, стоявших спинками друг к другу посреди комнаты.
Их подвели к стульям.
- Дезактивация, - грустно, как бы извиняясь, улыбнулся Синий конь.
- Приступаем, мне еще отчет писать, - деловито пробубнил зеленый ежик.
- Господа, - грустно начал Синий Конь. – я думаю вы все помните эту идиотскую корпоративную игру? Ну ту, в которой участников больше, чем стульев? Вот и отлично. Сейчас вам придется в нее немного поиграть. Цель такова – кто первый выбывает, тот первым идет на дезактивацию. Остальным предоставляется возможность наблюдать и даже комментировать. Последний же оставшийся не будет проходить дезактивацию. Дело в том, что мы выявляем степень устойчивости биологически активных чужаков. – все также, как будто извиняясь, пояснял Синий конь, в то время как зеленый ежик что-то настраивал у приборной доски на противоположной от входа в комнату стенке.
- Последний, - продолжил Синий конь после некоторой паузы. – Последний будет помещен в наш виварий. Да. Видите ли, сейчас государство практически не выделяет грантов, все на хоз, так сказать, расчете.. но там не так уж дурственно.. кормят, по крайней мере, да и в тепле.
- Вы не имеете права! – взвизгнул Сенька.
В мгновение ока у него перед носом повис товарищ Штирлиц и начал колошматить лапами по лицу.
Боль от ударов не была прям –таки существенной, но как-то отрезвляла. Сенька открыл глаза. Снова этот резкий запах и головокружение. Правда, тошнило уже намного меньше. Он увернулся от очередного удара и даже смог слегка отодвинуться.
- Слава богу! – выдохнул кто-то над ним.
Сенька обвел взглядом пространство. Поляна. Сосны смыкаются верхушками, через них просвечивает приветливое солнышко. Приподнявшись на локте, он увидел сидящих неподалеку, прислонившихся к холмику, Серегу, Ольку и Аську. Вид у всех был довольно бледный, Олька держалась за голову, а Аська прижимала к локтевому сгибу ватку.
- Ну что ж вы, господа, - мягкий, слегка укоризненный голос принадлежал добродушной пожилой даме в белом халате. – Кто же разгуливает в таких местах, господа!?
- Очнулся? – немного деловито прозвучал другой, мужской голос. – Кэтрин, дайте еще нашатырь, ошалелый вон какой.
- Штирлиц? – выдохнул Сенька.
Доктор слегка дернул плечом. Кэтрин ласково дотронулась до его локтя.
- Ну Штирлиц, ну что ж .. не хуже других фамилия.. Пойдемте, мы вас проводим.
- А что здесь? – не утерпела Аська.
- Полигон, деточка, всего лишь полигон. А вон там – институт. Идемте, вон уже и поселок. Теперь сами не заблудитесь.
- Простите! – оглянулся Сенька. – А конь? А еж??
Доктор улыбнулся в усы…
- Полигон, господа, - он развел руками. – Институт..
Звездное небо куталось в сосновых ветках, бархатный летний вечер был тих и уютен. Штирлиц помешивал можжевеловые ветки в костре и кутался в свою летчицкую куртку. Синий конь потягивал ароматный чай напополам с коньяком.
- Одного я понять не могу, - произнес Штирлиц. – почему я зеленый ежик?
- Наша служба и опасна и трудна, - насмешливо-добродушно поддел его Синий конь.

Конец топика