Спи, Маргарита, спи, уж осень наступила,
Спи, маргаритки цвет, прохладна и бела...
Ты, так же как и я, - осеннее светило.

Темнота устроилась в ресницах,
Тёплой лапкой гладит по щеке...
Ты не хочешь мне сегодня сниться.
Мышь шуршит на гулком чердаке.

Ветер сел на старые качели -
Неуклюже досточку свалил....
Мы опять сегодня не успели
Помолчать у сорванных перил.

Лунный блик сквозь ветки облепихи
Прыгнет на раскрытую ладонь...
Слишком тихо.... в мире слишком тихо....
Мир мой спит - и струн его не тронь....

Только, промелькнув под облаками,
Тень твоя шепнёт: "Не вешай нос!..."
Тонко дрогнув, потянусь губами....
И почти коснусь твоих волос....

В сто-какой-то попытке быть спокойнее и взрослее, тебе под стать,
Я сижу этой ночью одна, хотя могла быть в другом месте, с другим.
Странно, я уже даже не помню как это делается - изменять.
Хотя...измена ли это, когда с другим, не чувствуя к тебе любви.
Наверное это и называют опыт. Твое искусство игры моим телом -
Сердцем, вызывает во мне уважение, даже, ты знаешь, зависть.
Мой странный человек, у тебя это получается так умело.
Я так не могу. Или всё никак не хочу научится себя заставить.
Я придумала сотни тысяч логических объяснений твоего поведения -
Например, наш возраст, положение в стране и твои прошлые неудачи.
Я так боюсь, что у меня всё-таки не хватит сил или терпения,
А еще мне очень страшно, что в один из дней я просто заплачу.
А ты будешь говорить что-нибудь вроде: "Деточка, что с тобой?"
А я такая некрасивая, вся в слезах, без носового платка,
Буду молчать, плакать, биться под твоей такой самой нежной рукой
И ты как всегда дашь мне шоколадку и, для профилактики, коньяка.
И ты думаешь, что я уйду потому, что ты - стар, а я - молода.
И что я захочу другие руки, новое сердце, другой теплоты.
Нет, мой милый, я старая, очень старая, намного старее, чем ты
И я уйду от полного неумения предсказывать, что у тебя в прогнозе:
тепло или холода.

- В той параллельности, в которой не живу,
Где осень вышибает память пробкой,
Где становлюсь прирученной и кроткой,
Причастность отрицая тем к ежу.
Где сужена обильная мораль,
Где суженый не тот, кторый в спину
Сопит и дышит, предвещая мину
Довольствия к утру (Пале Рояль!)
А тот, что вызывает дежавю
Одним движеньем слова на пороге…
«Он не придет»… Заучено по роли
Той параллельности, в которой не живу.

В той параллельности, в которой я живу,
Глаза мои светлее малахита,
Карманных женщин время не разбито
На детство, юность, старость. Рыжину
Не вытравляю перекисью лет,
И сплю не там, не с теми, и не в тему.
Вбиваю «не приду» легонько в темя
Послушным, кротким (крепость Бужеле)
И сильная на стыке двух времен,
Не признавая право на ошибки,
Я мостик не протягиваю зыбкий
В ту бережность, куда придет не он.

Ты лижешь мне руки. Доверчиво ткнувшись в ладошку,
Пытаешься мне на своем языке, по-кошачьи
О чем-то сказать... Понимаю, хорошая. Кошки
Конечно, горды. И не плачут. Конечно, не плачут.
Еще – ерунда, будто кошки привязаны к месту:
Все то, что зовется собачьею верностью, волчьей тоскою
Гнездится в сердечке малюхоньком, горько и тесно.
И некуда деться... Протяжным полуночным воем
Не выплеснуть боль, не излить наболевшее, даже
Не снять телефонную трубку – чтоб по-человечьи
Заплакать в нее: «Приезжай! Ты мне нужен сейчас же!»
А время не лечит... Проверено: время не лечит,
А мучит... Но кошки горды – так привычно
Свернуться клубочком: кто знает, что скрыто в середке?
Я знаю, хорошая, знаю... А кошка мурлычет,
Баюкает и утешает... Я в крошечной лодке
Плыву по волнам ее нежности...

Вы такой невозможный –
язвительный, вредный и злой!
Я Вас вижу усталым,
бредущим в заснеженный сад, -
там деревья белеют
подстывшей и хрупкой золой.
Там никто Вам не скажет
ни "милый", ни "здравствуй", ни..

Там еще – ничего:
ни прозрений, ни встречных огней,
там уже - ничего,
что могло бы отнять и развеять
безразличную тень –
беспричинную память о Ней,
той, в которую Вам
так хотелось когда-то поверить.

И я вижу Вас там -
тишина (…тишине… тишиной…)
…фонари и деревья…
…и млечные сонные рыбы…

Я могла бы прийти.
Я сказала бы: "Будьте со мной…"

И в такой тишине
Вы услышать меня – не смогли бы.

--------------------------------------------------------------------------------
Буквы в словах шатки.
И мысли нечётки.
Слабы.
Бродят взад-вперёд.
Скрипят дверцей…
На моём татуированном сердце
отпечатки
оставляет рука Судьбы,
перебирая чётки…

Твои улыбки не резки.
Тонут в волнах губ.
Вековою испариной взялись фрески
лиц.
Тают.
Спроси, хотя бы у птиц:
кто ж перья перед полётом
считает?
А после - уже не до счёта.
Особенно, если настолько глуп,
чтобы «трассер» путать с пунктиром.
Послать бы себя на три буквы - «УЮТ»…
Заведующий тиром
клеит мишени на рты.
С положения «ты»
переводит прицельную планку
на «вы»…
Напряжённые взгляды «вы»-
це-ли-ва-ют
«под обрез» губ сжатых.
Отсюда вылетит птичка?
Долгожданное слово?..
Прорастёт колоском
и уши
начнут жатву…

После разлуки душам
в захламлённой квартире
тяжело находить себя снова…

На пыльном столе
сто лет
или двести
лежат ключи…
шифры…
коды…
Молчим
долгие годы,
измочалив смычки о коду,
вместе…

Голод друг по другу - не тётка.
На узлами связанной нити -
нате! смотрите! -
вязанка живых сердец.
ЧЁТКИ!..

Там наши - рядом!
И когда они бьются…
бьются исступлённо…
не в такт…
живительно-смертным боем…

Больно так!
Больно обоим!…

#

Снова пишешь стихи без особых на то оснований,
Словно тащишь по дну из кустов убежавший рояль,
Жизнь уходит на то, чтоб пружину сломать на диване,
Чтоб умыться, побриться, понять, что ты бабник и враль.

Жизнь уходит, уходит, уходит, уходит, уходит,
Страшно каждую ночь засыпать от прожитого дня,
Чтоб приснился потом гадкий сон из обрывков мелодий,
Глупой песни о том, как не станет на свете меня.

Просыпаться под утро – в роту пересохшая глина,
А промочишь водой – расплетёт полумёртвый язык,
Глянешь в зеркало – ох – и чему же научишь ты сына,
Когда сам не бельмеса, не в тему, не в такт, невпротык

Что осталось успеть? Обернуться, очухаться – осень,
Бросить наземь озимые, чтоб без меня проросли,
И упасть, и уснуть. Попросить, чтоб будильник на восемь.
Попросить, чтоб поставили. Чтоб поставили. Не завели.

Досмеяться до крика…
до всхлипа…
до соли…
до сути.
Домолчать
до синдрома
прощения смертных грехов.
Дорасти до рассвета,
который прошепчет: «рисуйте
на асфальте свой мир…»
Рисовать.
Расставаться легко,
не прощаясь,
не слыша
шуршания слов под ногами,
улыбаться растерянно –
вот, мол, и вечность…
пришли,
добрались,
долетели,
доверили.
Скомкать пергамент,
на котором начертано…
БЫЛО начертано.
Длить
невозможное «если…», покуда хватает дыханья…
Звать забытого Бога,
оставив сомненья в иных
измерениях…
Вызвать последнюю бурю в стакане
и спокойно уснуть на ладонях её тишины.

Я для тебя умерла. Меня нет.
Лишь бессмысленность гаснущих окон.
Твой пушистый котенок
Стал бездомною кошкой с глазами волчицы.
Уходя, не забудь закрыть в прошлое дверь,
Чтобы без сквозняков...
Расставляя все точки над i,
Я макетным ножом вырезаю на сердце границу
Между чувством к тебе
И способностью снова дышать.
На кусочки мельчайшие
Наши фото из рамок багетных в огонь,
Вместе с детско-наивною верою в сказку,
Так небрежно разбитую.
По изломленной линии жизни
Паутинчатой ниточкой взрослость... Не тронь!
Не касайся. Оставь тишине наши встречи,
Всеобъемлющей, гулкой, стучащей до боли в висках.
Колким холодом слов,
Расстояньем в 700 километров
Не тревожь больше память тем, что было когда-то.
Не пиши в пустоту.
Слышишь? Для тебя меня нет.
Нараспашку душа в междустрочьи стихов.
Я теперь просто луч в остывающем солнце заката.

ночью улицы горбаты
по-кошачьи. витражами
лужи пестро отражают
каждое мое движенье.
ночью сад обезображен,
неподвижен, подражая
неживым брабантским круже-
вам. над ним смущенно
фонари с лицом весталки.
мой балкончик в полладони.
лаской куньей и спокойной
всей ладонью обвожу хо-
лодный кафель и стеклянный
профиль в ночь глухую
мной раскрытого окна.
под ребром живет моторчик
своей жизнью. словно порча.
хочется кричать. улечься,
боль свою смотав в клубочек,
на морозный пол балконный
и забыться.
божебоже
почему его я помню
что мне делать, что мне делать...

Исступленно молчать. изумленным и узким движеньем
ставить бархат фиалок в искусственный лед баккара
а затем, привязав желтоглазо-ревнивую суку,
вопрощающе-злобно таранящую ладонь
равнодушно спуститься к зовущей звенящей реке.
приласкать ее. вверить ей нежно-спешаще-небрежно
свою боль. посторонне-спокойно смотреть
на чужое лицо свое. видеть тебя. слышать резкий
обреченный просяще-пронзительный вой.

Отвернуться к стене, в забытьи повторяя "Аз есмь -
Я живу - буду жить" - уговаривать до немоты
Одеяло, подушку, обои; холодную резь
в голове и суставах; желудочный спазм пустоты;
закрывая глаза - отрицая наличие здесь
самого бытия - ибо здесь не присутствуешь ты.

Домолчаться до сна. Сны всегда одинаково бело-
черны вечным сюжетом: дорога, усталость. Идем
узким, острым кварталом, похожим на окаменелый
динозавра хребет, где меж ребер темнеет проем
двери в утро.
Заснуть. Долежать до немения тела,
до срастанья с диваном и до ощущения: дом -

карусель где-то в космосе. Плавно и неотвратимо
разрастается бездна,в ней тонут один за другим
угол шкафа, часы, одеяло, подушка - и мимо
проплывают диван, кресла, плюшевый мопс, а за ним
в голове возникает - "Четыреста семьдесят шесть - год падения Рима......."
и во рту привкус горечи - будто жевала хинин...

Убегать от тебя: в рачий панцирь; в "аз есмь"; в скорлупу
забытья ли; в болезнь; убеждать потолок
и горячий песок в голове - убеждать себя в том, что не лгу,
в том, что нет тебя - выдуман - и расщепляя висок -
что я скоро засну - не умру, не умру, не умру,
не сорвусь - не умру. Отвернуться к стене. Сделать вдох......

1
катька, катька помолись за меня в небесах
где ты с розами в волосах
катишься колесом
катька, катька черная богома-
терь скованных льдом
вероотступников, святотатцев, отцеубийц
всех возлюбленных моих, человечьих моих птенцов
катька, катька заступница птиц с иконным лицом
с розовым кустом в волосах
(то душа моя прорастает ввысь)
катька, катька огненная шути-
ха указующая перстом
обращающая хлыстом
прошивающая крестом
заступись за меня, пожалуйста, заступись
а то мне так хо-
лод-
но

2
слепленные, как половины фасолинки,
любовники,
уткнувшиеся лодочками лодыжек в бЕрег чужой,
врастающие в него якорями-ладонями,
неразделяемые спросонья
спи, лю-боль моя.


3
спите, упрямо сомкнувшись лбами
и какой-то ангел с огненными крылами
нас меняет ласковыми телами.

4
это дала мне боль, боль
костяной
вой
тела.
из каменного
выкрученного хребта
прораста-
ющую яб-
лоню па-
мяти
с белыми цветами,
похожими на ангельские хороводы,
его лицо,
с золотыми плодами,
похожими на ангельские хороводы,
его улыбающееся лицо,
а бог запретил срывать, есть.
а я подыхаю с голода
этой зимой
оголтело
по-волчьи
вою:
дайййййймнеегоооооо.

5
fleurмальчик вы бессмысленно красивы
беспомощно нежны и беспощадны.
я вас люблю. вплетаю ваше имя
в венок молитв и по реке небес
его пускаю - пусть себе плывет
а я боюсь дышать такой вы хрупкий
я вас люблю. я вас люблю безумно.

6
иду по свету в лимонных ладонях ладанка
словно птицу несу ее теплую алую гладкую
расшитую бисером колким да золотыми буквами,
(господи, сохрани его - хрупкогохрупкогохрупкого)
всеми молитвами что заучила с детства я,
что мать шептала, что сердце пело, что боль подсказывала,
"господисохраниего, господисохраниего, господисохраниего,
нет на земле мне милее ангела твоего Евгения".

7
отмирает душа. осыпается черною штукатуркой
где-то внутри (кажется, где женские органы)
а мне так больно, что даже уже не больно
а мне так жутко, что даже уже не страшно
катька, катька, богородица черных воронов,
возлюбленная мучителя моего, солнечного придурка,
пожалуйста, помолись за меня.
помолись за меня, пожалуйста.

1
я обращаюсь в оборотня - день ото дня
все отчаяннее - пожалуйста, пощади меня,
мой высеребренный господин! - сжима-
юсь-вьюсь поверх вышитых одеял
(раненная в утробу. утро. пятое декабря)
в шерстяную боль сворачиваюсь,
молчу: пожалуйста, пощади!
от-пус-ти!

в фарфоровом небе месяц белый как слепота
(слепок с меня счастливой: кажется, пятое августа,
я и н е я и н е я - перекрестись, если кажется.
крест обжигает. )
что-то во мне прорастает между лопа-
ток - чужое, черное. ну по-жа-луй-ста!

2
серебряный мой господинчик с лицом ан-
гела анны, рот твой что был целован
бережно-нежно, плачущий по кордовам
и по альгамбрам, пахнущий пловом и амброй.
аннабель ли мой, любимый мой, ангел мой, ангел,
алыми нитями шита любовная кукла,
чучилка, мучилка.

знаешь, мне снится
платье, расшитое глазками - золотыми
и фиолетовыми, с мохнатыми с живыми ресницами.
смотрят они на тебя, где бы ни был ты,
словно крыльями
машут ресницами, и не могут закрыться,
и не дают мне спать.

в этом платьице мне и венчаться.

3
лик твой анабелиный,
цапельный облик,
оклик твой соколиный,
звонкий и длинный,
бывший мне не мужчиной,
а ангелом или птицей.

4
и анна говорит: позавчера
зима, вчера весна, а что сегодня?
а я не помню, я совсем не помню,
а в моем сердце выросла гора.
и магомет касается горы,
как женщины, чьи волосы черны,
чьи, как верблюды, двигаются сны,
и чудится ему: гора живая,
горячая, и дышит и дрожит.

и анна говорит: вчера мур-мур,
а что сегодня? в монастырь и замуж,
а он обьелся желтых груш, а он
сошел с ума, полцарства за коня
и вышел вон. а я сижу за пряжей
и думаю, что эта нить и есть
его любовь (какой забавный мальчик!),
и почему она берется из
моей груди и красная такая?

и анна говорит: а если дочь?
а мне не больно, мне что сын, что дочка,
а он не хочет, он меня не хочет,
черт побери, ну мог бы захотеть
из мужества - в семье не без урода
а у меня глаза-глаза-глаза
вот розмарин, а вот забудь-менятки
и ноги-ноги-ноги. что же боле?
и акт закончен. мне сказали,первый.

и анна говорит: давай умрем
и я сижу на краешке кровати
и ужас мой крается аки тать.

Я люблю тебя. Видишь цветные и мягкие звери
на лотках жмутся в стадо от холода? Это зима
испугала их ветром и холодом. Оторопели,
и их дом теперь под целлофаном. А может - тюрьма
видишь розовый слоник с испуганным пуговкой-глазом,
и барашек с промокшим, торчащим наружу хвостом?
Хочешь красную мышь, медвежонка, кричащего басом,
хочешь синюю...
я не застыла.
Ок,
ладно,
едем домой.

Подожди, видишь там, на застывшем безлюдном перроне,
среди первого снега и грязи, под синим навесом,
ярким всполохом красок букеты, чуть нежность тронут
бледно розовый, ярко бордовый, лиловый, небесный.
Видишь гордые розы, смешливые пестрые астры,
яркие красные точки гвоздик и пушистый и мя...
Да иду я, иду. Что? Автобус уехал?
Ужасно...
Ну прости...
Зато глянь на цвет неба.
Люблю я тебя.

ты не врач но меня врачуешь
от изжоги - горька судьба
ты опять у меня ночуешь
невлюбленная но раба
ночь густа. наш сентябрь вязок
за балконом темным темно
выпьешь кофе? на кухне газом
освещается в ночь окно
как-то странно висит наш город
не залезть в него не подлезть
я тебя разлюблю не скоро
ты же рядом, любовь. ты здесь?

на твоем языке говорить и шептать не научен
не умею лизать я твоим как своим языком
и завещанный ангел был скоро и тихо замучен
майским но очумелым в июле (ты помнишь?) жуком

по листве по рукам ты пошла посылаемой (помнишь?
я про память спросил а умеешь ли ты говорить?)
и упала. упала! а ты утверждала уронишь
(или снова мне скажешь что я не умею любить?)

да плевать прямо в рот в подъязычную рыжую жабу
в белый камень зубов и в кровавую глотку твою
потому что люблю (ты простишь мне такую забаву?)
потому что люблю я люблю я люблю я люблю

Столько лет выбирала, к кому повернуться лицом...
И - банально, конечно, - но я повернулась к тебе.
И, пока все вокруг наливалось упрямым свинцом,
принимала участие в вольно-невольной борьбе.
Да помилуйте, разве так важно, кто ляжет пластом?
И не в сексе здесь дело, и не в обручальном кольце:
Просто я не могу, не хочу (все слова не о том!)
измениться в твоем отстраненно-любимом лице.
Мне бы только коснуться усталых морщинок у глаз,
мне бы только услышать короткий и тихий смешок,
чтобы ты улыбнулся открыто хотя бы еще один раз,
чтобы страшные сказки не шептал по ночам потолок.
Я сегодня отброшу, пожалуй, ненужную спесь.
Отдыхай до поры, милый мой наносной атеизм.
Если есть ты, о Господи, если ты где-нибудь есть, -
помоги разобраться, для чего мне дана эта жизнь.

В кулаке раздавила черешню -
Мягкий бок, сладкий сок, сердце твёрдое....

На щеке - поцелуй безмятежный,
На песке - "спрайт", часы, майка с шортами.

Взгляд в ресницах.... тобой не замечен....
Ночь русалочьей песнею стелется.
Да кого бы ещё к глупой речке
Ревновала бы я, как к сопернице?

Что же делать, скажи, мой хороший,
Когда ты, зацелованный волнами,
Капли с чёлки стряхнув, осторожно
На колени положишь мне голову?

Слишком много во мне многоточий,
Невозможный мой, милый мой, нежный мой....
Отчего ж я твой сон полуночный
Не опутала чувствами грешными?

Отчего ж у садовой калитки
Отпустила тебя недоласканным?
А сама над тарелкой разбитой
До утра безутешно проплакала?

Вголос выть и с черешнею пьяною,
Как с подружкой, обняться мне хочется!

Эх, разжать бы кулак - да отчаянно! -
Каблуком! - на вишнёвую косточку!

Закрою дверь. В окно пошлю
Воздушный поцелуй.
Запомни : я тебя люблю.
И больше не ревнуй.

Включила газ. В кастрюлю – кость.
Фасолька… Так… Свекла…
И кто сказал, что был здесь гость?
Что я его ждала?

Подушки горкою цветной
Свалила на диван.
А красный бюстик кружевной
Засунула в карман…

И телефону – строгий взгляд:
Смотри, не выдавай!
Уже поджарился томат.
Уже пришел трамвай…

Свекровь сынульку привела.
«Сними белье. Там дождь.
Ты чем тут занята была?»
«Да вот… варила борщ…»

моя нежность неописуема, неосязаема,бессловесна,
прелостью листьев, запахом осени, утренней негой,
триптих рисуемый с самого-самого, честно-пречестно,
взмахами кисти,пьяною поступью к вечности неба,
к первому взгляду в штор междометье , розово-нежное,
мне обещающее все , что не сбудется, но обязательно,
тело не верит, но я выхожу в неизбежное,
мозг , как художник рисует картины старательно,
я вижу все, но хочу , чтобы кончилась эта
смертная хватка челюстей жизни и прошлого,
дайте уйти незаметно, без почестей
жизни и смерти вендетта...
пошлое...
о...

Исступленно молчать. изумленным и узким движеньем
ставить бархат фиалок в искусственный лед баккара
а затем, привязав желтоглазо-ревнивую суку,
вопрощающе-злобно таранящую ладонь
равнодушно спуститься к зовущей звенящей реке.
приласкать ее. вверить ей нежно-спешаще-небрежно
свою боль. посторонне-спокойно смотреть
на чужое лицо свое. видеть тебя. слышать резкий
обреченный просяще-пронзительный вой.

Горя-то... кто наплакал?
Все - и это - пройдет.
Взгляд - как одежда на пол -
Ниже не упадет.

Кто это там непрошеным
Гостем (да если б ты!)
Топчется в моем прошлом
Так, что не смыть следы?

Он уже не простит мне
Чувств, которых ему
Никогда не достигнуть.
Не спрашивай - почему.

«Нет-нет, я не в обиде ни на что…» –
Слагаю губки бантиком картинно.
Проем от пыли хмурящихся штор
Случайным солнцем режет паутина.

«Я? Жду от Вас? Да полно, что мне ждать.
Вот разве чашку кофе… или водки.»
А так все есть: изысканный бардак
В квартире и яйцо на сковородке.

«Прощайте. Беспокоить больше Вас
Не смею.» – Твердый голос. Без истерик.
Плетет на новых пяльцах кружева
Зима. А я?..