ГЛАВА III

ЗОВ ВОСТОКА

С самого детства я знаю, что зов Востока - это призыв, который невозможно не услышать. Доводов в пользу этого с каждым часом становится все больше. Я знаю одну настойчивую ноту этого зова. Это мерцающие, сверкающие закаты.

Один из них был сегодня вечером.

В парке китайский оркестр с английским дирижером играл отвратительные песни, а няни-кормилицы, матери с детьми играли и гуляли. Многие мужчины с палочками тоже прогуливались.

Здесь есть класс женщин, который занимает видное место. Они повсюду, и бесполезно отворачиваться. Они одеты в неизменную "тафту" с большим количеством ирландских кружев или в безупречно белое платье, на котором нет ни пятнышка, даже когда они вязнут в грязи.

Китайская кормилица - верная душа. Я чувствую, как в мой разум закрадываются подозрения относительно ее абсолютной чистоты. Китайцы любят детей. Часто можно видеть мужчин с детьми на руках и их маленькие лица широко улыбаются. Я слышала, что миссионеров просят быть особенно добрыми к детям на улице, потому что это верный способ завоевать расположение китайцев. Сделать это несложно: малыши - такие хитрые проказники.

Китайский оркестр играет больше для англичан, чем для китайцев. Временами кажется, что этот город создан в основном для европейцев, особенно для англичан. Китаец сходит с тротуара при виде англичанина, а китаянка прижимается к стене дома, чтобы пропустить свою сестру-европейку.


Я была немало удивлена, обнаружив такое большое количество высоких китайцев. Действительно, большинство здесь высокие и стройные. Этот эффект подчеркивается их длинными халатами, которые спускаются до щиколоток. Женщины, почти без исключения, невысокие и стройные. Их волосы убраны в тугой узел на затылке, и ни один локон не выбивается. Я еще не видела ни одной китаянки в шляпе.

В субботу вечером два адъютанта адмирала повели нас в театр. В течение недели я слышала много разговоров об этом балагане. В течение двух недель в городе шел спектакли "Вторая миссис Тан-Керэй", "Саломея" и тому подобное. Мы посмотрели отредактированную, несокращенную и расширенную версию "Baby Mine", разыгранную группой людей, которых представили как актеров. Возможно, так оно и было. Одно вечернее представление вряд ли является доказательством. В воскресенье мы смогли увидеть одного из этих героев живьем, он шел по вестибюлю отеля и играл роль застенчивого, начинающего джентльмена, причем играл лучше, чем он это делал на сцене.


Публика же осталась довольна выступлением. Продолжительное пребывание в Китае ослабляет критические способности человека. Среди зрителей было много моряков, несколько роскошно одетых дам, а остальная часть аудитории состояла из румяных мужчин средних лет, предположительно деловых людей того или иного сорта.

Что касается бизнеса, то в Китае, похоже, существуют некоторые расхождения во мнениях. Однако все согласны с тем, что люди много работают. Один страховой агент сказал:
"Я встаю в восемь тридцать. Мой мальчик готовит мне ванну и виски. Он бреет меня, и я одеваюсь. Мальчик приносит мне завтрак и подает мне шляпу и палку. Я спускаюсь в офис, мальчик приносит почту, и я работаю до одиннадцати. Потом мой мальчик приносит еще виски, и я иду в клуб. Остаюсь там до часу. Мальчик приносит коктейль, и я иду домой перекусить. Возвращаюсь в офис в два тридцать и работаю до четырех. Мой мальчик приносит еще виски и ракетку, и я отправляюсь в Берлингтон на теннис. Играю до семи. Мальчик приносит коктейль, и я возвращаюсь домой на ужин. Вечером я встречаюсь с женой. Прихожу домой, пью коктейль и говорю мальчику, чтобы он закрыл мне глаза".


Один из главных призывов Востока - "Мальчик!". Никто не поднимает палец - вездесущий мальчик поднимет его за вас. Мальчики существуют в таком количестве, что это становится второй натурой - зависеть от них во всех мелких услугах, которые в другой стране вы бы выполняли сами.

Мама миссис К. взяла нас на обучение. Она пыталась внушить нам, что мы не должны говорить "Спасибо" мальчикам.

"Никаких разговоров", - сказала она."Ты, мальчик. Никаких разговоров. Маски".

"Маски" - это слово, которое вы слышите повсюду. В Шанхае была эпидемия холеры, но люди не решались. лишать себя сочных фруктов, особенно любимого помело. "Маски!" - и они ели его. Это "Неважно!" фаталиста. Если холера идет, она придет. "Маски!"

CHAPTER III
THE CALL OF THE EAST
EVER since I was a child, I have heard that the call of the East is a call never to he passed by. The reasons for it grow from hour to hour. I know one insistent note of the call. It is the shimmering, scintillating sunsets. There was one tonight.
In the park, a Chinese band with an English leader played scurrilous airs, while amahs, mothers and children played and walked. Many men with sticks walked also.
There is a class of women, which is prominent here. They are everywhere, and it is useless to turn aside. They are clad in changeable taffeta, with much Irish lace, or in immaculate white, which does not spot, even when they step in the mud.
The Chinese amah is a faithful soul. I feel suspicions of her absolute cleanliness creeping into my mind. The Chinese are good to children. One often sees the men carrying children, and the little faces smile. I hear that the missionaries are asked to be especially kind to children in the street, for that is the sure way to win the regard of the Chinese. It is not hard; the babies are such cunning imps.
The Chinese band is playing to a larger number of Englishmen than Chinamen. It seems at times as if this city was run principally for Europeans, especially for Englishmen. The Chinaman steps off the sidewalk for the Englishman, and the Chinese woman squeezes herself against the wall of the house to allow her European sister to pass.
I was a good deal surprised to find so large a number of tall Chinamen. Indeed, the majority here are tall and slim. This effect is accentuated by their long coats, which come well down to their ankles. The women, almost without exception, are short and slender. Their hair is dressed in a flat knot at the back of the head, and no chance lock escapes. I have not yet seen any Chinese women wearing hats.
Saturday night, two of the Admiral’s aides took us to the theater. Through the week, I’d been hearing much talk of this theater. The attraction was in town for two weeks, playing such lurid things as “The Second Mrs. Tan-queray,” “Salome,” and the like. We drew a revised, unabridged and expanded version of “Baby Mine,” played by a set of people who were advertised as actors. Perhaps they were. One evening’s performance is hardly proof. On Sunday, we saw the real, live hero, walking through the hotel lobby and playing the part of the self-conscious, would-be gentleman better than he had done anything on the stage.
The audience liked the performance. A continued residence in China takes the edge off one’s critical powers. There were a great many sailors, a few gorgeously dressed ladies, and the rest of the audience was composed of flush-faced, middle-aged men, presumably business men, of one kind or another.
Apropos of business, in China there seems to be some difference of opinion. Everybody agrees that people work hard. An insurance man said:

“I get up at eight-thirty. My boy has my bath
ready — and a whisky. He shaves me and I get
into my clothes. The boy brings my breakfast
and gives me my hat and stick. I go down to the office, the boy brings my mail, and I work until eleven. Then my boy brings another whisky and I go over to the Club. Stay there until one. The boy brings a cocktail and I go home for tiffin. Get back to the office at two-thirty and work until four. My boy brings another whisky and my racquet and I go out to the Burlington for tennis. Play until seven. The boy brings a cocktail and I go home for dinner. In the evening I go out with my wife. Come home, have a cocktail, and tell the boy to close my eyes.”
One of the calls of the East is “Boy!” No one raises his finger,— the omnipresent boy raises it for him. The boy exists in such numbers that it gets to be second nature to depend on him for all the little services that in another country you would perform for yourself.
Mrs. K.’s amah took us into training. She tried to impress upon us that we must not say “Thank you ” to the boys.
“No talkee tank,” she said.“ You laddy. No talkee tank. Maskee.”
“Maskee” is the word that you hear everywhere. They were passing through a cholera epidemic in Shanghai, but people hesitated to
deprive themselves of the luscious fruit, especially the favorite pomelo. “Maskee!” and they ate it. It is the “No matter!” of the fatalist. If cholera is coming, it will come. “Maskee!”

Либерал – это всего лишь сторонник верховенства права, который хочет, чтобы все были равны перед законом: и Путин, и Джонсон, и Трамп.

Ради достижения этой своей цели он часто готов применять насилие, особенно тогда, когда без насилия эта цель недостижима.

Практический либерализм хорош первые несколько мгновений, пока не приходит осознание, что закон ограничивает не только твоего соседа по лестничной площадке, но и тебя самого.

Для человека, привыкшего к вольнице, которую в России повсеместно путают со свободой, жизнь в либеральном государстве невыносима.

Он быстро приходит к выводу, что нигде так вольно ему не дышится, как на Родине.

Если ему рассказать, что слово «нация» придумали либералы, он будет потрясен.

Люди, которые думают, что свободная Россия будет чем-то вроде местного филиала рая, путают либеральные убеждения с любовью к комфорту.

Для всех нынешних русских, развращенных веками сладостного беззакония, перестроенная на действительно либеральных принципах Россия покажется тюрьмой народов. Владимир Пастухов (https://t.me/v_pastukhov/701)