http://graziamagazine.ru/sobytia/kultura/12-letnyaya/

Осень - жёлтые мотивы -
Краски, музыка, цветы.
Угасающе - красивы,
С позолотою холсты.

Осень в небе, осень в лужах,
Осень в каплях на стекле.
Я дождём твоим разбужен,
Утро, кофе на столе.

Осень, дом холодный, старый,
Дверь скрипит от сквозняка.
Фонари над тротуаром,
Скверик цвета коньяка.

Листья - прошлого страницы
В позабытых именах.
Память тщетно бьётся птицей
В лабиринтах - временах.

Жжёт листву продрогший дворник,
Прогоняет ночь метлой.
Опоздавший мчится школьник,
Ног не чуя под собой.

Крик афиш о постановках,
Открывающих сезон.
Театральный мир в обновках,
Строго выдержан фасон.

Лязг трамвая, надпись сбоку:
"Осторожно листопад".
Сколько, осень, дашь мне сроку?
Не ропщу и буду рад.

Ты - итог прошедших вёсен,
И предчувствие любви.
Хоть ноябрь твой несносен -
Как душою не криви.

Объяснишь мне всё, я верю,
Ты - покой взамен борьбы.
Я тобою мудрость мерю
После долгих дней гульбы.

Сергей Скляров. Предчувствие осени. 25.08.2015.

Скрипичный дьявол. Никколо Паганини
==========================
28 октября 1782 г. в церковной книге храма Святого Кроче-и-Сальваторе, что в Генуе, появилась новая запись: «Сегодня мною окрещён Никколо, сын Антонио и Терезы Паганини, урождённой Боччардо».
Никколо Паганини родился в Генуе в доме номер 38 на улице Пассо ди Гатта Мора, что в переводе значит «Чёрная Кошка». В последствии это невинное в общем-то название склонялось на все лады, как, впрочем, и фамилия знаменитого скрипача-виртуоза. Дескать, одно к одному. И чёрная кошка, которая считалась несомненным атрибутом нечистого, и фамилия, которая переводится не иначе как «язычник, идолопоклонник». И сам он - дико некрасивый, худой, как скелет, нервный, дёрганый, пугающий, но при этом притягательный именно что дьявольски. Ясное дело, всё это неспроста. Европа, взбудораженная очень кстати появившимся «Фаустом» Гёте, была уверена - этот итальянский скрипач продал душу дьяволу.
Сарафанное радио «просвещённых» столиц добавляло жару. Не просто продал, а с особым цинизмом. Оказывается, сначала наш герой возглавлял шайку разбойников. Похищал благородных дам, а их мужей предавал мучительной смерти. Был отпетым гомосексуалистом, но попал на каторгу за убийство своей возлюбленной.

Причём каким-то макаром умудрился протащить с собой в тюрьму скрипку со струнами, сделанными то ли из кишок убитой, то ли из её паховых сухожилий. Второе, разумеется, пикантнее. На смычок он натянул её же несравненные белокурые волосы, а вместо канифоли использовал опять-таки её подкожное сало. Каким образом эта скрипка вообще могла играть, никого не волновало. Вернее, объяснение нашли - Князь мира сего предложил Паганини сделку: мол, ты мне - душу, а я тебе - освобождение из узилища, волшебно звучащую скрипку, а главное - несравненное мастерство и бешеную популярность с бешеными гонорарами. Можно с уверенностью сказать - в этом плане Паганини был первым рокером, о которых иной раз так и пишут: «Рок-музыка на службе у сатаны».

Строгих, «правильных» музыкальных критиков раздражало всё. И поведение публики на его концертах: «Стая обезумевших павианов, обуреваемая самыми низкими эмоциями, которые пробуждает в них дьявольская музыка этого итальянца». И сам он, тощий, длинный, нелепый, дерзко опровергающий главный принцип приличного сценического поведения - абсолютную неподвижность исполнителя. «Он качался во все стороны, словно пьяный. Он подталкивал одну ногу другой и выставлял её вперёд. Руки он то вскидывал к небу, то опускал к земле, протягивал их к кулисам. Потом снова останавливался с распростёртыми объятиями, обнимая самого себя. Он широко открывал рот...» В общем, приличные музыканты так себя не ведут.
Больше всего, разумеется, раздражала его популярность. О венских гастролях Паганини писали с плохо скрываемой завистью. Оно и понятно - он был первым музыкантом, который умудрился извлекать дополнительную выгоду из собственного пиара. Если бы тогда носили футболки с принтами, можно ручаться - вся Вена щеголяла бы с изображением маэстро на пузе. Впрочем, примерно так оно и было: «Кондитеры изготовляли бюсты Паганини из цуката, пекли булки в форме скрипки, в ресторанах клали на столы салфетки, сложенные в форме силуэта Паганини, дамы и девицы причёсывались «под Паганини». Его изображение появилось на набалдашниках тростей, на брелоках, шпильках, трубках, табакерках и даже на носовых платках...»
Если даже сегодня кое-кого бесят портреты поп-идолов на сумках и майках, можно представить, что творилось тогда. А Паганини ещё и умел, как сейчас бы сказали, «отжечь» и вне сцены. В Варшаве он, играя на коронационных торжествах своего тёзки, Николая I, принял от него бриллиантовый перстень. Но на приглашение посетить Москву и Петербург ответил «жандарму Европы», может, и глупо, но лихо и предерзостно: «Не поеду я путешествовать до самого Китая!» Скандал, конечно, замяли, однако Паганини не угомонился. Уже на другом конце Европы, в Ирландии, стране богатейшей музыкальной культуры, где любимым героем детских сказок является скрипач Рафтери, итальянца принимали с прохладцей. Но он всё-таки сумел покорить ирландцев. На одном концерте простодушные потомки кельтов крикнули ему: «Неплохо играешь! Хлебни-ка виски и сбацай что-нибудь наше!» От виски Паганини отказался, но просьбу уважил - заиграл заранее подготовленную вариацию на национальный гимн независимой Ирландии - «День святого Патрика». Присутствовавшие на концерте английские военные моряки, а по сути оккупанты, хозяйничающие в некогда независимой стране, сделали попытку освистать маэстро. Но - тщетно. Ирландцы встали и устроили такую овацию, что свистки заглохли сами собой. А Паганини признали чуть ли не вторым Рафтери.

Кстати, вот как рассказывали ирландцы о своём национальном герое: «Люди забывали голод и жажду, жару и холод, пока звучала его чарующая музыка. В каждом уголке человеческого сердца отдавались звуки его скрипки». Они очень хорошо поняли, что всё сказанное справедливо и для этого итальянского парня с чудно`й фамилией Паганини.
Константин Кудряшов (журнал Культурная столица)