Аркадий Аверченко
Приезжий Сельдяев

Посвящ. Ник. Серг. Шатову.
Я прислушался… Из передней донесся голос моей горничной:
- Барин дома, но очень занят.
Другой голос приветливо согласился.
- Ага… Так, так. Это хорошо. Ну, пусть себе занимается. Я мешать не буду. Доложите, что я хочу его видеть…
- Да барин занят. Пишет.
- Ну, вот и хорошо. Наверное, какую-нибудь забавную вещь пишет. Скажите, что я хочу его видеть…
- Барин сказал, что его отрывать нельзя.
- Да я и не оторву. Ей Богу. Только десять минут. Желает, мол, видеть его Сельдяев. Он меня примет.
- А они сказали, что никого не будут принимать,
- Ну да. Вообще. А я Сельдяев.
Голос у него был кроткий, убедительный, как у человека, который погряз с головой в разных деликатностях.
- Не знаю уж, как и быть.
- Вы только скажите ему, что я из провинции.
Этого он мог бы и не говорить. Весь предыдущий разговор достаточно убедил меня в этом. Я с силой бросил перо на письменный стол, вскочил, выбежал в переднюю и, заложив руки
- Что?
- Мамочка! - закричал он, умиленный. - Не узнает! Вот смехи-то… Сельдяева не узнал. Да какая же жизнь после этого… Дайте-ка я перво-наперво вас облобызаю.
Он привлек меня к себе, a горничная в это время стаскивала с его плеч шубу. Вышло так, что мы спутались в один странный комок, состоящий из горничной, Сельдяева, шубы его и меня.
- Простите, не узнаю, - пролепетал я, прижимая Сельдяева к сердцу.
- Сельдяева-то? Помните, вы в Армавире у нас читали лекцию, a я зашел приветствовать вас от имени армавирского общества любителей таксомоторной езды. Еще после мы с Гугенбергом и Чихалиным вас на таксомоторе возили, город показывали. Кстати, знаете, Чихалин-то… Кинематограф открывает в Армавире.
- Что вы говорите! - деликатно поразился я. - Это неслыханно! Кто бы мог подумать… Эх, Чихалин, Чихалин… Не выдержала русская душа окружающей беспросветной мглы… Садитесь.
- Сяду. Я ведь вам мешать не буду. У меня только одна просьба: покажите мне ваш Петроград.
Я поглядел на Сельдяева; взглянул на неоконченную рукопись. Первый, все равно, не отстанет; вторую, все равно, окончить не удастся.
- Пойдем, - сказал я.
- А работа? Вы не беспокойтесь, пишите. Я минуточек пять подождать могу.
- Что вы! Тут работы часа на два.
- Ну, тогда, конечно, бросьте. Хе-хе… Сельдяевы не каждый день в Петроград приезжают. Верно?
- Пойдем.
Мы оделись и вышли.
- Вот это Невский проспект, - сказал я приостановившись, чтобы полюбоваться на его ошеломленное лицо.
Однако, лицо его было спокойно, как морской залив в тихое летнее воскресенье.
- Невский?.. Так, так. Далеко тянется?
- Верст десять!
Я опять искоса взглянул на него.
- Десять? Так. Но это в обе стороны?
"Нет, - подумал я, - улицей его не удивишь. А что ты, голубчик, запоешь, когда увидишь Казанский собор?!.".
- Это вот Казанский собор. Каково, а? Хотите внутрь зайти?
- Нет, зачем же, - пожал он плечами. - Собор как собор.
- Ну, не скажите… Колонны-то все таки… Видали, какие?
- Да, серые. Сто штук будет?
- Что вы, - сказал я, и хотел добавить: "меньше" но потом решил ошеломить его.
- Больше! Около трехсот.
- С каждой стороны или в общем?
Я резко повернулся:
- Пойдем.
Желание поразить этого человека пропало во мне. Я вяло водил его за руку и не менее вяло указывал вялым пальцем:
- Исаакиевский собор. Полтораста миллионов обошелся.
Сельдяев значительно поджимал губы и, подняв одну бровь, спрашивал:
- С землей или без земли?
- А это вот Нева. Видите?
Он перегнулся через перила и стал рассматривать реку так, будто бы хотел разглядеть какое-то насекомое, ползущее внизу.
- Это вот Нева и есть?
- Нева. Кажется, что не широка, a на самом деле обман зрения: пять верст!
Никакого изумления не отпечатлелось на его лице.
- Ну, вода-то здесь, говорят, ядовитая, - задумчиво опершись о перила, промямлил он.
- Вода? Страшно ядовитая. На один кубический сантиметр воды четыре миллиарда бактерий. Ежели нападут все вместе, человека растерзать могут.
- Так, так. А эта штучка там торчит - что это такое?
- Где?
- Вот эта. Кривая какая-то.
- Это - Троицкий мост! (Мы стояли от него в ста шагах). Хорошая "штучка"!.. Одна постройка обошлась полтораста милл… (все равно!) миллиардов.
- Все-таки, он металлический?
- А вы какой же хотели?
- Да нет, я так. Мне все равно. Металлический так металлический.
Я призадумался.
- Когда кессоны устанавливали, - около трех тысяч народу погибло. Это был единственный раз, когда он изменил себе, заметив:
- Ну, на такой большой мост неудивительно, - что столько народу пошло.
Я сразу погас, потух, обессилел и побрел, еле перебирая ногами и неохотно влача Сельдяева за руку.
Были впереди еще - музеи, памятники, вся красота и мощь Петрограда. Но - что это все Сельдяеву? Я решил не церемониться с ним.
* * *
Мы шли по какой-то неизвестной мне узкой улице; я указал на серый двухэтажный дом и значительно сказал:
- Самый знаменитый дом в Петрограде
- А что?
- Здесь Пушкин написал своего "Евгения Онегина".
- Пушкин? - переспросил Сельдяев. - Александр Сергеевич?
- Да.
- Он тут что же… всегда жил или так только… Для "Онегина" поселился?
- Специально для "Онегина". Заплатил за квартиру двадцать тысяч.
Печать холодного равнодушия лежала на каменном лице Сельдяева.
- Вы что же думаете, - сурово спросил я - Что прежние 20 тысяч все равно, что теперешние? Теперь это нужно считать в 50 тысяч!
- Гм… да! А он за "Онегина"-то много получил?
Я бухнул:
- Около трехсот тысяч.
- Ну, тогда, значит, - рассудительно заметил Сельдяев, - ему можно было за квартиру такие деньги платить.
Мы, молча зашагали дальше.
- А вот этот дом - видите? Тут несколько лет тому назад произошла страшная драма: один молодой человек вырезал обитателей четырех квартир.
- Это сколько ж народу?
- Да около так… пятидесяти человек.
Он осмотрел фасад и спросил:
- В один день?
- А то как же?
- Этак, пожалуй, и не успеешь, если без помощников. За что же он их?
- Из мести. Они съели его любимую невесту.
Сельдяев качнул головой.
- Людоеды, что ли?
- Нет!! - отрезал я, дрожа от негодования. - Это был такой клуб, где ради забавы каждый день ели по человеку. И полиция молчала, потому что ей платили около трех миллионов в год.
- Рублей?
- Нет, фунтов стерлингов!!! В фунте - 9 рублей 60 копеек.
- Английские фунты?
- Да! Да!
Он улыбнулся краешком рта.
- Гм! Просвещенные мореплаватели…
* * *
- Стойте! Вот дом, который вас позабавит. Здесь помещается питомник полицейских собак. Есть тут одна собака Фриц, которая не только разыскивает преступников, но и допрашивает их.
- Овчарка? - спросил он, оглядев фасад.
- Черт ее знает!! Недавно захожу я сюда, a она сидит за столом и спрашивает какого-то парня:
"Как же вы говорите, что были в тот вечер на Выборгской стороне, когда я нашла ваши следы на лестнице дома Гороховой улицы?" Так парень на колени. "Ваше высокородие! Не велите казнить, велите слово молвить!.. Так точно, повинюсь перед вами".
- Да, да. - сказал Сельдяев, шумно вздыхая. - Читал и я, что где-то в цирке показывали собаку, которая разговаривает; потом кошку… тоже. Показывали… которая разговаривает…
Я погасил искорку ненависти, мелькнувшую у меня в глазах, и сказать, хлопнув его по плечу:
- Так слушайте, что же дальше! Собака, значить, к нему: "А так, ты сознаешься?!" - Так точно. Только вот что, ваше высокородие; так как говорим мы глаз-на-глаз, то разделимся по совести. Я вам бриллиантовые сережки отдам, что украл, a вы меня отпустите…" И кладет перед ней серьги. Собака только плечами пожала: "куда мне они… Ведь всем ювелирам приметы и описание сережек разосланы. Попадусь еще… Есть у тебя рублей пятьдесят наличными - так дай. Тогда черт с тобой, иди куда хочешь". - "Тридцать пять есть!" - "Ну, ладно, давай, да сережки то не здесь сбывай, a где-нибудь в Берлине или Дрездене!" Опустила деньги в карман да прочь со стола.
Сельдяев выслушал меня, и в глазах его мелькнула тень интереса к моему рассказу.
- Да откуда ж у нее карман?
- Карман сюртука. Они ведь одеваются в форменные сюртуки. Шашка. Сапоги. Свисток. Жалованье 11 рублей с полтиной.
Но Сельдяев снова погас. Взял меня под руку и спросил:
- Ну, a что тут у вас, вообще, в Петрограде интересного?
- Вы лучше расскажите, что у вас слышно в Армавире?
Он остановился, обернулся ко мне, и лицо его сразу оживилось.
- Да ведь я вам и забыл сказать: вот будете поражены… Ерыгина помните?
- Не помню.
- Ну, как же. Так можете представить, этот Ерыгин решил ехать в Сибирь! Нашел в Иркутске магазин, который ему передали на выгодных условиях - и переезжать туда… Не чудак ли?.. Что вы на это скажете?!
И он залился закатистым смехом.
- Господи Иисусе! Кто бы мог подумать! - воскликнул я и вслед за ним залился смехом.
Как это часто бывает, смеялись мы по разным поводам.