Есть такие люди, которые по ощущениям похожи на Элизу из «Диких лебедей» Андерсена.
По какому-то непонятному закону внутреннего родства они вдруг начинают испытывать за тебя ответственность. Они начинают плести тебе невидимую крапивную рубаху, которая непременно снимет заклятие и исцелит твои раны.
Они обжигают себе ладони, и боль пульсирует в кончиках пальцев, попадая в такт биению твоего сердца… Метроном любви.
Пой, девочка, тебе нечего бояться!
Они выносят тебя на руках, а ты ничего и не замечаешь. А ты и не догадываешься, кто сшивает твой мир с изнанкой слова.
И в какой-то момент ты останавливаешься посреди какой-то площади, закрываешь глаза и чувствуешь, как крапивная рубаха обтекает тебя новой живой кожей. И тонкие паутинки света прорастают внутри вен и капилляров. И горлом идёт любовь.
И плачешь от этой невыносимой нежности, как будто тебя потеряли, а вот теперь, наконец, нашли.
Нашли и взяли за руку.
* * *
Ты же знаешь, как боль подбирает слова,
как древнейшие сны выплывают из детства,
как в ладонях зимы прозревает трава,
как врастают глаза прямо в самое сердце,
как в сплетении солнечном маленький взрыв -
и качается ночь, и сдвигается время.
И дышать на измор, и любить на разрыв,
и за кем-то идти сквозь смертельную темень.
Как бессмысленна плоть, где касания нет,
и врастают слова в пересохшее нёбо,
как сочится сквозь кожу болезненный свет,
и как просто сорваться из нежности в злобу,
как былые надежды затёрты до дыр,
как без ветра крыло превращается в бремя.
Как на лёгкий толчок сотрясается мир -
и вбивается ось... прямо в самое темя!
(Елена Касьян)
По какому-то непонятному закону внутреннего родства они вдруг начинают испытывать за тебя ответственность. Они начинают плести тебе невидимую крапивную рубаху, которая непременно снимет заклятие и исцелит твои раны.
Они обжигают себе ладони, и боль пульсирует в кончиках пальцев, попадая в такт биению твоего сердца… Метроном любви.
Пой, девочка, тебе нечего бояться!
Они выносят тебя на руках, а ты ничего и не замечаешь. А ты и не догадываешься, кто сшивает твой мир с изнанкой слова.
И в какой-то момент ты останавливаешься посреди какой-то площади, закрываешь глаза и чувствуешь, как крапивная рубаха обтекает тебя новой живой кожей. И тонкие паутинки света прорастают внутри вен и капилляров. И горлом идёт любовь.
И плачешь от этой невыносимой нежности, как будто тебя потеряли, а вот теперь, наконец, нашли.
Нашли и взяли за руку.
* * *
Ты же знаешь, как боль подбирает слова,
как древнейшие сны выплывают из детства,
как в ладонях зимы прозревает трава,
как врастают глаза прямо в самое сердце,
как в сплетении солнечном маленький взрыв -
и качается ночь, и сдвигается время.
И дышать на измор, и любить на разрыв,
и за кем-то идти сквозь смертельную темень.
Как бессмысленна плоть, где касания нет,
и врастают слова в пересохшее нёбо,
как сочится сквозь кожу болезненный свет,
и как просто сорваться из нежности в злобу,
как былые надежды затёрты до дыр,
как без ветра крыло превращается в бремя.
Как на лёгкий толчок сотрясается мир -
и вбивается ось... прямо в самое темя!
(Елена Касьян)
Хаусизмы
Ты разговариваешь с Богом — ты верующий, Бог разговаривает с тобой — ты психически больной © Доктор Хауз
Все лгут © Доктор Хауз
Только ты можешь чувствовать себя дерьмом, делая что-то хорошее © Джеймс Вилсон о Докторе Хаузе
Если достаточно долго ждать, кто-то обязательно заболеет © Доктор Хауз
— И пока бы я Вам порекомендовал воздерживаться от секса. — Как долго? — С точки зрения эволюции — вечно © Доктор Хауз
Последним симптомом была смерть. И, на случай если вы пропустили этот урок в медицинской школе, этот симптом не лечится © Доктор Хауз
Ты всех любишь. Это патология © Доктор Хауз
— У меня ничего не болит! — Иногда это первый симптом © Доктор Хауз
Какого черта вы бродите тут с анализом мочи? © Доктор Хауз
У кого-нибудь есть пила? Зовите хирурга © Доктор Хауз
Я всегда говорил, если хочешь застрелиться, делай это в госпитале © Доктор Хауз
— У нас ректальное кровотечение. — Что, у всех сразу? © Кэмерон и Хауз
— Доктор Хауз! Нужна ваша помощь. — Нет, спасибо. Слишком много больных. Я могу подхватить что-нибудь © Кадди и Хауз
Знаешь, что в тебе хорошего — ты всегда считаешь, что ты прав. Но вот, что расстраивает — ты действительно почти всегда прав. © Стейси о Хаузе
— У тебя что, телефон сдох? Ты его хоть иногда заряжаешь? — Их заряжают? А я всегда покупал новый © Уилсон и Хауз
— Помоги мне избежать этого ужина, и я расскажу, кто пустил слух, что ты транссексуал! — Нет такого слуха! — Будет, если не поможешь избежать ужина! © Хауз и Кадди
Хауз занимается лепкой в реабилитационном центре. Входит Триттер: — Гусеница? — Толстая кишка с язвенным колитом © Триттер и Хауз
Надо проверить на паразитов, вирусы, бактерии, грибки, прионы, радиацию, токсины, химикаты, а может подхватили с порносайтов. Я проверю интернет, а вы все остальное. © Хауз
— Вообще-то, я каждый раз надеваю праздничный колпак и праздную тот факт, что Земля в очередной раз обошла вокруг Солнца. Я действительно думал, что на этот раз ей не удастся, но черт возьми, это Планета, Которая Опять Смогла. © Хауз (о дне рождения)
— Нужен адвокат! — Вы кого-то убили? — Никого. Но еще не вечер. © Хауз и Воглер
— Будь собой. Холодным, безразличным и отстраненным. — Пожалуйста, не сотвори из меня кумира. © Уилсон и Хауз
Кадди: (после того, как нашла Хауза там, где он прятался) Я просто шла на запах высокомерия.
— Вы доктор Хаус? — Чувствую, что я еще об этом пожалею, но - да! © Пациент и Хауз
— У них там секретный клуб. — А секрет в чём? В том,что они все идиоты? © Чейз и Хауз
http://house-md.net.ru/index/0-18
Ты разговариваешь с Богом — ты верующий, Бог разговаривает с тобой — ты психически больной © Доктор Хауз
Все лгут © Доктор Хауз
Только ты можешь чувствовать себя дерьмом, делая что-то хорошее © Джеймс Вилсон о Докторе Хаузе
Если достаточно долго ждать, кто-то обязательно заболеет © Доктор Хауз
— И пока бы я Вам порекомендовал воздерживаться от секса. — Как долго? — С точки зрения эволюции — вечно © Доктор Хауз
Последним симптомом была смерть. И, на случай если вы пропустили этот урок в медицинской школе, этот симптом не лечится © Доктор Хауз
Ты всех любишь. Это патология © Доктор Хауз
— У меня ничего не болит! — Иногда это первый симптом © Доктор Хауз
Какого черта вы бродите тут с анализом мочи? © Доктор Хауз
У кого-нибудь есть пила? Зовите хирурга © Доктор Хауз
Я всегда говорил, если хочешь застрелиться, делай это в госпитале © Доктор Хауз
— У нас ректальное кровотечение. — Что, у всех сразу? © Кэмерон и Хауз
— Доктор Хауз! Нужна ваша помощь. — Нет, спасибо. Слишком много больных. Я могу подхватить что-нибудь © Кадди и Хауз
Знаешь, что в тебе хорошего — ты всегда считаешь, что ты прав. Но вот, что расстраивает — ты действительно почти всегда прав. © Стейси о Хаузе
— У тебя что, телефон сдох? Ты его хоть иногда заряжаешь? — Их заряжают? А я всегда покупал новый © Уилсон и Хауз
— Помоги мне избежать этого ужина, и я расскажу, кто пустил слух, что ты транссексуал! — Нет такого слуха! — Будет, если не поможешь избежать ужина! © Хауз и Кадди
Хауз занимается лепкой в реабилитационном центре. Входит Триттер: — Гусеница? — Толстая кишка с язвенным колитом © Триттер и Хауз
Надо проверить на паразитов, вирусы, бактерии, грибки, прионы, радиацию, токсины, химикаты, а может подхватили с порносайтов. Я проверю интернет, а вы все остальное. © Хауз
— Вообще-то, я каждый раз надеваю праздничный колпак и праздную тот факт, что Земля в очередной раз обошла вокруг Солнца. Я действительно думал, что на этот раз ей не удастся, но черт возьми, это Планета, Которая Опять Смогла. © Хауз (о дне рождения)
— Нужен адвокат! — Вы кого-то убили? — Никого. Но еще не вечер. © Хауз и Воглер
— Будь собой. Холодным, безразличным и отстраненным. — Пожалуйста, не сотвори из меня кумира. © Уилсон и Хауз
Кадди: (после того, как нашла Хауза там, где он прятался) Я просто шла на запах высокомерия.
— Вы доктор Хаус? — Чувствую, что я еще об этом пожалею, но - да! © Пациент и Хауз
— У них там секретный клуб. — А секрет в чём? В том,что они все идиоты? © Чейз и Хауз
http://house-md.net.ru/index/0-18
Господи, это какая-то эпидемия - смотреть Доктора Хауса.
Вот это классно:
Вообще-то, я каждый раз надеваю праздничный колпак и праздную тот факт, что Земля в очередной раз обошла вокруг Солнца. Я действительно думал, что на этот раз ей не удастся, но черт возьми, это Планета, Которая Опять Смогла.
Вот это классно:
Вообще-то, я каждый раз надеваю праздничный колпак и праздную тот факт, что Земля в очередной раз обошла вокруг Солнца. Я действительно думал, что на этот раз ей не удастся, но черт возьми, это Планета, Которая Опять Смогла.
Да, мне тоже
это больше всего понравилось:) Это не эпидемия - это от безысходности.
это больше всего понравилось:) Это не эпидемия - это от безысходности.
кИны от безысходности не смотрят... от безысходности работают в двенадцатом часу ночи...
Посмотри, я ни пряник испечь, ни огонь развести, ни птенцов боронить.
Я от ласки любой застываю столбом соляным и немею…
Да меня этим бабским наукам учить – словно пальцем по небу водить.
Я болтаюсь, как шарик на ниточке, и ничего не умею.
И тебе не понять, что же ноет во мне и дрожит нутряной пустотой
Там, где боль уже выскребла всё добела, подчистую…
Это память, припав к пуповине, тихонько питается мной и тобой.
Отпусти, обкуси эту нитку, пусть кто-то привяжет другую!
Небо падает навзничь, но ты подхвати его на руки, словно дитя.
Подхвати и подбрось высоко-высоко, как резиновый мячик.
А потом просто стой дураком и смотри, как попарно летят и летят
Надувные смешные шары: мальчик-девочка, девочка-мальчик...
(Елена Касьян)
Я от ласки любой застываю столбом соляным и немею…
Да меня этим бабским наукам учить – словно пальцем по небу водить.
Я болтаюсь, как шарик на ниточке, и ничего не умею.
И тебе не понять, что же ноет во мне и дрожит нутряной пустотой
Там, где боль уже выскребла всё добела, подчистую…
Это память, припав к пуповине, тихонько питается мной и тобой.
Отпусти, обкуси эту нитку, пусть кто-то привяжет другую!
Небо падает навзничь, но ты подхвати его на руки, словно дитя.
Подхвати и подбрось высоко-высоко, как резиновый мячик.
А потом просто стой дураком и смотри, как попарно летят и летят
Надувные смешные шары: мальчик-девочка, девочка-мальчик...
(Елена Касьян)
... Он так ходил, как в наши дни не ходят.
Он так глядел, как эти – не глядят!...
... Ты что ли выйди, говорю, порадуй.
На очерк скул, помазанный помадой,
И не смотрю, как будто мне не сын.
А он лежит, как затемно остыл.
Так: руку – за голову, лоб – в другую.
Такою мученической дугою,
Что не подступишься, не зная, как.
И сердце – в пол. И в комнате – сквозняк.
А было как: учебники стопами,
Един цветок в зелененьком стакане,
Какой – не помню. Сложенный пиджак.
Диван, пустой и плоский как лежак.
А на полу, как тряпки для просушки,
Лежат мои простынки и подушки,
Давнишние пеленки-ползунки.
И сам по руслу бельевой реки.
Лежит, как нищий посреди дороги.
Закинув руки. Разбазарив ноги.
Как бы убитый или на убой.
И глаз его – невинно голубой.
А был, а был – как радостная веха.
Не нашей крови? Ли – другого века?
Забот естественное разрешенье.
В скорбях единственное утешенье.
Точь-в-точь какой придумала, просила,
В полночь какого на руках носила,
Какого и з а к а з ы в а л а – сына.
Вернее воздуха, и чище парусины.
Не нашего, не вашего десятка.
Не вашего неважного полка.
... Какой и выдался, такой и вырос.
Ответственный, наставленный как парус.
Уроки. Лыжи. Стрельбища. Коньки.
Последние и первые звонки.
Ни разу не болел! Вина боялся!
Со мною над подругами смеялся! –
Был дома в девять! Мусор выносил!
Про кто отец, ни разу не спросил!
(Откуда сам? Зашла в у н и в е р с а м.
Не будешь слушаться – обратно сдам.)
Как колокол набатный на долину,
Туда-сюда гляжу-гляжу на сына.
На кухне гости скатерти вокруг.
В ногах цветы, упадшие из рук.
А посреди, квартиры в сердце самом,
Зияя ребрами, сияя срамом,
Нагой как день, постлав постель на сплетне,
Мой сын красивый, двадцатидвухлетний,
Лежит в горе разбросанных вещей,
Как малый гвоздь, что выпал из клещей.
... И гости порассыпались как кости.
И больше их не будет в этом месте.
Не помню, как – нашаривала кнопку.
Не помню, где – нашла его коробку,
Квитанцию, техпаспорт, телефон,
Не помню, как звонила в магазин.
Как складывала руки на груди.
Как пробовала восстановить завод.
Как требовала устранить поломку.
Как предлагали новую модель.
Не помню, как пришли его забрать.
Не помню, что могла наговорить.
А чубчик здесь на фото, светло-русый,
А был на самом деле – т е м н о-русый!
– Таких, как он – давно-о не производят!
Похоже, списанный достался образец!
(Мария Степанова. Сын)
Он так глядел, как эти – не глядят!...
... Ты что ли выйди, говорю, порадуй.
На очерк скул, помазанный помадой,
И не смотрю, как будто мне не сын.
А он лежит, как затемно остыл.
Так: руку – за голову, лоб – в другую.
Такою мученической дугою,
Что не подступишься, не зная, как.
И сердце – в пол. И в комнате – сквозняк.
А было как: учебники стопами,
Един цветок в зелененьком стакане,
Какой – не помню. Сложенный пиджак.
Диван, пустой и плоский как лежак.
А на полу, как тряпки для просушки,
Лежат мои простынки и подушки,
Давнишние пеленки-ползунки.
И сам по руслу бельевой реки.
Лежит, как нищий посреди дороги.
Закинув руки. Разбазарив ноги.
Как бы убитый или на убой.
И глаз его – невинно голубой.
А был, а был – как радостная веха.
Не нашей крови? Ли – другого века?
Забот естественное разрешенье.
В скорбях единственное утешенье.
Точь-в-точь какой придумала, просила,
В полночь какого на руках носила,
Какого и з а к а з ы в а л а – сына.
Вернее воздуха, и чище парусины.
Не нашего, не вашего десятка.
Не вашего неважного полка.
... Какой и выдался, такой и вырос.
Ответственный, наставленный как парус.
Уроки. Лыжи. Стрельбища. Коньки.
Последние и первые звонки.
Ни разу не болел! Вина боялся!
Со мною над подругами смеялся! –
Был дома в девять! Мусор выносил!
Про кто отец, ни разу не спросил!
(Откуда сам? Зашла в у н и в е р с а м.
Не будешь слушаться – обратно сдам.)
Как колокол набатный на долину,
Туда-сюда гляжу-гляжу на сына.
На кухне гости скатерти вокруг.
В ногах цветы, упадшие из рук.
А посреди, квартиры в сердце самом,
Зияя ребрами, сияя срамом,
Нагой как день, постлав постель на сплетне,
Мой сын красивый, двадцатидвухлетний,
Лежит в горе разбросанных вещей,
Как малый гвоздь, что выпал из клещей.
... И гости порассыпались как кости.
И больше их не будет в этом месте.
Не помню, как – нашаривала кнопку.
Не помню, где – нашла его коробку,
Квитанцию, техпаспорт, телефон,
Не помню, как звонила в магазин.
Как складывала руки на груди.
Как пробовала восстановить завод.
Как требовала устранить поломку.
Как предлагали новую модель.
Не помню, как пришли его забрать.
Не помню, что могла наговорить.
А чубчик здесь на фото, светло-русый,
А был на самом деле – т е м н о-русый!
– Таких, как он – давно-о не производят!
Похоже, списанный достался образец!
(Мария Степанова. Сын)
Сейчас читают
Ситуация в России. (часть 14)
261096
1000
Это вы можете
93266
666
соберитесь, девки, в кучу..
131311
469
Английский язык - 0,5 (изучаю в данный момент самостоятельно).
Желаемая должность: помощник чего либо
Английский язык - легкое владение
Высшее образование: оба родителя имеют, передалось по генам.
Здравствуйте еще раз, Александра, дополнил application form, прикрепил резюме, жду звонка как мяч пинка.
Дополнительные сведения: увлекаюсь "евроремонтами"(работы по гипсокартону)
НЕДОСТАТКИ КАК РАБОТНИКА: плохо работаю без обеденного перерыва и более 10 часов
Я могу поработать, но у меня образование неначатое высшее. Автомобиль есть свой, даже два. Правда с одного сняли номера, а другой на кап. ремонте. Права есть, но они пока в ГАИ. Забрали по статье 12.8 причем два раза подряд. Но это не страшно, почти год без проблем езжу по дворам.
Семейное положение - безвыходное
Не буду уходить с работы позже всех – буду приходить раньше всех
Опыт работы с англичанами, канадцами и, конечно же, москвичами!!!! - отдельная тема
Ради работы могу полностью отказаться от пива и других алкогольных напитков
Организаторских талантов нет. Подгонять и орать не умею.
Ниже описаны мои обязанности на драной работе
Легко обучаем .дисциплинирован. серьезные подход к делу . И все такое . ну возьмите меня :-)
Знание английского на уровне туриста
Отличное, знание, русского, языка
Знание офисных программ: ...Microsoft Outlook, Microsoft Power Point, пасьянс «Косынка» (в совершенстве)
2-х летний опыт работы в столице государства Российского
Буду продавать все что угодно, кому угодно и за сколько угодно!!!! Могу продавать лысым бигуди, пулеметы в Ватикан, вилки в китайский ресторан и черту бубен с бусами в обмен на его душу!!!!!
Гражданин России. Не замужем.
Я будучи амбиционным молодым человеком,хочу видеть себя в стабильной фирме с профессиональным штатом сотрудником. Перспектива стать одним из них и раскрытие сообственного потенциала подкупает. На мой взляд во мне есть пара качеств которые могут пригодиться работадателю,такие как:честнось,доброта,лёгок в общении,не глуп,с хор.чувствум юмора,лидер,беспринципный,СКРОМНЫЙ)
Для меня не имеет значения, в какой сфере заниматься (если это только не торговля наркотиками, оружием, проституцией).
Дополнительная информация: Имею неплохие мозги.
Причина ухода: задержка з/п более 1,5 часа.
Высылаю Вам свое резуме, но врядли оно Вас заинтересует.
Поскольку безработица по специальности «астрономия» оказалась несколько выше ожидаемой, пришлось работать там, где был (жил) в нужное время!
Семейное положение - холост (почти).
Причина ухода - слишком тупая работа.
Также желательна благоприятная психологическая обстановка, хороший грамотный и любящий пиво коллектив и гуманное начальство.
Дополнительная информация: Женат. Два ребенка. Технический английский. Домашний ПК. Ненавижу гаишников.
Стремление зарабатывать, а со временем зарабатывать ещё больше, делают меня терпимым.
Немного о себе: в сказки не верю.
Владение компьютером: так: мала-мала.
Обладаю хорошей памятью (электронная записная книжка (КПК)).
Считаю жизненно необходимым пополнение своих знаний во все стороны.
Живу один, кушать хочется всегда.
Руководство компаниями в бредовых холдингах.
Самозанятость.
Хобби и увлечения... очень много всего, разве что кроме алкоголя и курения.
Не склонен сидеть и ждать конца рабочего дня.
Английский язык: пишу, читаю, говорю - и всё плохо.
Привлекательная, добрая, отзывчивая, пояс по каратэ.
Желаемая вакансия: директор, зам.директора, руководитель отдела продаж, супервайзер, торговый представитель...Ну хоть кем-нибудь возьмите!
Основные обязанности: ...приятный внешний вид.
Печатаю со скоростью 400 знаков в минуту. Но такая ерунда получается
Приглашаем грузчиков на интересную работу.
Исчу работу секретаря-референда или куда пошлют.
Менеджер продажного отдела.
Дырокол - владею на уровне пользователя.
Грамотность, интеллигентность, автомобильность.
Латынью владею классно, разговорной практики к сожалению не было.
С предложением вакансий звоните в любое время дня и ночи с 20 до 22 часов.
Девушка без образования ищет работу по специальности.
Иностранные языки: английский - чтение, немецкий - со словарем, испанский - в начале изучения, финский - счет до 10.
Уделяю работе все рабочее время.
Желаемая позиция: Гоп-менеджер
Апофеозом своей работы считаю продажу кресел в кабинет мэра г. Москва.
Личные качества: ответственнен, пунктуален, схож с людьми.
(Перлы из резюме - с просторов интернета)
Желаемая должность: помощник чего либо
Английский язык - легкое владение
Высшее образование: оба родителя имеют, передалось по генам.
Здравствуйте еще раз, Александра, дополнил application form, прикрепил резюме, жду звонка как мяч пинка.
Дополнительные сведения: увлекаюсь "евроремонтами"(работы по гипсокартону)
НЕДОСТАТКИ КАК РАБОТНИКА: плохо работаю без обеденного перерыва и более 10 часов
Я могу поработать, но у меня образование неначатое высшее. Автомобиль есть свой, даже два. Правда с одного сняли номера, а другой на кап. ремонте. Права есть, но они пока в ГАИ. Забрали по статье 12.8 причем два раза подряд. Но это не страшно, почти год без проблем езжу по дворам.
Семейное положение - безвыходное
Не буду уходить с работы позже всех – буду приходить раньше всех
Опыт работы с англичанами, канадцами и, конечно же, москвичами!!!! - отдельная тема
Ради работы могу полностью отказаться от пива и других алкогольных напитков
Организаторских талантов нет. Подгонять и орать не умею.
Ниже описаны мои обязанности на драной работе
Легко обучаем .дисциплинирован. серьезные подход к делу . И все такое . ну возьмите меня :-)
Знание английского на уровне туриста
Отличное, знание, русского, языка
Знание офисных программ: ...Microsoft Outlook, Microsoft Power Point, пасьянс «Косынка» (в совершенстве)
2-х летний опыт работы в столице государства Российского
Буду продавать все что угодно, кому угодно и за сколько угодно!!!! Могу продавать лысым бигуди, пулеметы в Ватикан, вилки в китайский ресторан и черту бубен с бусами в обмен на его душу!!!!!
Гражданин России. Не замужем.
Я будучи амбиционным молодым человеком,хочу видеть себя в стабильной фирме с профессиональным штатом сотрудником. Перспектива стать одним из них и раскрытие сообственного потенциала подкупает. На мой взляд во мне есть пара качеств которые могут пригодиться работадателю,такие как:честнось,доброта,лёгок в общении,не глуп,с хор.чувствум юмора,лидер,беспринципный,СКРОМНЫЙ)
Для меня не имеет значения, в какой сфере заниматься (если это только не торговля наркотиками, оружием, проституцией).
Дополнительная информация: Имею неплохие мозги.
Причина ухода: задержка з/п более 1,5 часа.
Высылаю Вам свое резуме, но врядли оно Вас заинтересует.
Поскольку безработица по специальности «астрономия» оказалась несколько выше ожидаемой, пришлось работать там, где был (жил) в нужное время!
Семейное положение - холост (почти).
Причина ухода - слишком тупая работа.
Также желательна благоприятная психологическая обстановка, хороший грамотный и любящий пиво коллектив и гуманное начальство.
Дополнительная информация: Женат. Два ребенка. Технический английский. Домашний ПК. Ненавижу гаишников.
Стремление зарабатывать, а со временем зарабатывать ещё больше, делают меня терпимым.
Немного о себе: в сказки не верю.
Владение компьютером: так: мала-мала.
Обладаю хорошей памятью (электронная записная книжка (КПК)).
Считаю жизненно необходимым пополнение своих знаний во все стороны.
Живу один, кушать хочется всегда.
Руководство компаниями в бредовых холдингах.
Самозанятость.
Хобби и увлечения... очень много всего, разве что кроме алкоголя и курения.
Не склонен сидеть и ждать конца рабочего дня.
Английский язык: пишу, читаю, говорю - и всё плохо.
Привлекательная, добрая, отзывчивая, пояс по каратэ.
Желаемая вакансия: директор, зам.директора, руководитель отдела продаж, супервайзер, торговый представитель...Ну хоть кем-нибудь возьмите!
Основные обязанности: ...приятный внешний вид.
Печатаю со скоростью 400 знаков в минуту. Но такая ерунда получается
Приглашаем грузчиков на интересную работу.
Исчу работу секретаря-референда или куда пошлют.
Менеджер продажного отдела.
Дырокол - владею на уровне пользователя.
Грамотность, интеллигентность, автомобильность.
Латынью владею классно, разговорной практики к сожалению не было.
С предложением вакансий звоните в любое время дня и ночи с 20 до 22 часов.
Девушка без образования ищет работу по специальности.
Иностранные языки: английский - чтение, немецкий - со словарем, испанский - в начале изучения, финский - счет до 10.
Уделяю работе все рабочее время.
Желаемая позиция: Гоп-менеджер
Апофеозом своей работы считаю продажу кресел в кабинет мэра г. Москва.
Личные качества: ответственнен, пунктуален, схож с людьми.
(Перлы из резюме - с просторов интернета)
ОНА ДУМАЕТ, ЧТО Я НАСТОЯЩИЙ!
Семья пришла в ресторан пообедать. Официантка приняла заказ у взрослых и затем повернулась к их семилетнему сыну.
— Что вы будете заказывать?
Мальчик робко посмотрел на взрослых и произнес:
— Я бы хотел хот-дог.
Не успела официантка записать заказ, как вмешалась мать:
— Никаких хот-догов! Принесите ему бифштекс с картофельным пюре и морковью.
Официантка проигнорировала ее слова.
— Вы будете хот-дог с горчицей или с кетчупом? — спросила она мальчика.
— С кетчупом.
— Я буду через минуту, — сказала официантка и отправилась на кухню.
За столом воцарилась оглушительная тишина. Наконец мальчик посмотрел на присутствующих и сказал:
— Знаете что? Она думает, что я настоящий!
(Энтони де Мело. Когда Бог смеется)
Семья пришла в ресторан пообедать. Официантка приняла заказ у взрослых и затем повернулась к их семилетнему сыну.
— Что вы будете заказывать?
Мальчик робко посмотрел на взрослых и произнес:
— Я бы хотел хот-дог.
Не успела официантка записать заказ, как вмешалась мать:
— Никаких хот-догов! Принесите ему бифштекс с картофельным пюре и морковью.
Официантка проигнорировала ее слова.
— Вы будете хот-дог с горчицей или с кетчупом? — спросила она мальчика.
— С кетчупом.
— Я буду через минуту, — сказала официантка и отправилась на кухню.
За столом воцарилась оглушительная тишина. Наконец мальчик посмотрел на присутствующих и сказал:
— Знаете что? Она думает, что я настоящий!
(Энтони де Мело. Когда Бог смеется)
ЗАЧЕМ НУЖЕН МОЗГ
С помощью «ИНСТРУКЦИИ ПО СБОРКЕ» одна женщина пыталась собрать сложный новый кухонный прибор, который только что купила. В конце концов она сдалась, разбросав все детали по кухонному столу.
Представьте ее удивление, когда, вернувшись домой несколькими часами спустя, она обнаружила, что агрегат собрала ее служанка и он прекрасно работает.
— Как тебе это удалось? — воскликнула она.
— Знаете, мадам, когда не умеешь читать, приходится пользоваться мозгами, — последовал невозмутимый ответ.
(Энтони де Мело. Когда Бог смеется)
С помощью «ИНСТРУКЦИИ ПО СБОРКЕ» одна женщина пыталась собрать сложный новый кухонный прибор, который только что купила. В конце концов она сдалась, разбросав все детали по кухонному столу.
Представьте ее удивление, когда, вернувшись домой несколькими часами спустя, она обнаружила, что агрегат собрала ее служанка и он прекрасно работает.
— Как тебе это удалось? — воскликнула она.
— Знаете, мадам, когда не умеешь читать, приходится пользоваться мозгами, — последовал невозмутимый ответ.
(Энтони де Мело. Когда Бог смеется)
БОГ НА КУХНЕ
Мать:
— Знаешь ли ты, что Бог был здесь, когда ты крал печенье с кухни?
— Да.
— И что Он смотрел на тебя все это время?
— Да.
— А что Он говорил тебе, как ты думаешь?
— Он говорил: «Кроме нас здесь никого нет, возьми и мне немного!»
(Энтони де Мело. Когда Бог смеется)
Мать:
— Знаешь ли ты, что Бог был здесь, когда ты крал печенье с кухни?
— Да.
— И что Он смотрел на тебя все это время?
— Да.
— А что Он говорил тебе, как ты думаешь?
— Он говорил: «Кроме нас здесь никого нет, возьми и мне немного!»
(Энтони де Мело. Когда Бог смеется)
ШЛЕПКИ МАТЕРИ
Маленький мальчик стрелой мчался по улице. Завернув за угол, он столкнулся с прохожим.
— Боже ж ты мой! — воскликнул прохожий. — Куда это ты так несешься?
— Домой, — ответил малыш. — Я спешу, потому что меня должна отшлепать мама.
— Ты так торопишься домой потому, что тебе хочется получить пару шлепков от матери? — обескуражено спросил прохожий.
— Нет. Но если отец придет домой раньше меня, то шлепать будет он.
(Энтони де Мело. Когда Бог смеется)
Маленький мальчик стрелой мчался по улице. Завернув за угол, он столкнулся с прохожим.
— Боже ж ты мой! — воскликнул прохожий. — Куда это ты так несешься?
— Домой, — ответил малыш. — Я спешу, потому что меня должна отшлепать мама.
— Ты так торопишься домой потому, что тебе хочется получить пару шлепков от матери? — обескуражено спросил прохожий.
— Нет. Но если отец придет домой раньше меня, то шлепать будет он.
(Энтони де Мело. Когда Бог смеется)
Уж лучше бы молчала - это было совершенно ни к чему. Вообще эта милая О… как бы сказать… у ней неправильно рассчитана скорость языка, секундная скорость языка должна быть всегда немного меньше секундной скорости мысли, а уже никак не наоборот.
(Е. Замятин. Мы)
(Е. Замятин. Мы)
Так и хочется сказать в рифму: ты его сюды весил, чтобы отцеплять!!! (с)
p.s. а чё, почти классика.
p.s. а чё, почти классика.
Что мы понимаем друг о друге?
Что мы, вообще, можем понять, лежащие в тёмной комнате на разных материках постели?
И один из нас думает о том, что любовь, любовь (господи, а что же ещё-то?) должна быть спасением. И что, проснувшись утром, вдруг обретёшь этот дар – быть спасённым любовью, как волшебной палочкой, которую накрепко сочинил себе в детстве и отложил на чёрный день.
И этот один из нас лежит, вглядываясь в темноту над собой, и ждёт чёрного рассвета с надеждой и сомнением.
С надеждой – потому что убеждал себя много лет, и почти убедил, и всё себе придумал и представил. И тот единственный смысл, который возвёл в абсолют, теперь скрашивает ожидание.
С сомнением – потому что смысл этот зыбок и недоказуем. Но ведь любовь же, господи, что же ещё!
И тянет руку, чтобы тихонько коснуться того, второго.
А второй из нас лежит и думает о том, что любовь – это смерть, это смерть…
Второй шевелит пальцами ног под одеялом и чувствует себя богомолом. И закрывает глаза, чтобы отделить свою собственную темноту от темноты общей, и видит изнутри только красное и овальное, красное и круглое, красное и пульсирующее.
И боится. И всегда знал, что так будет однажды, а боится всё равно. И тихонько отодвигается и изгибается на постели, чтобы лежащий в другом полушарии спальни не дотянулся, не коснулся, не потревожил страшного ожидания.
А над ними обоими витает любовь. Одна и та же. Та же самая, что и над всеми остальными. Над всеми, вообще!
И каждый, каждый из нас лежит, глядя в потолок или закрыв глаза, в своей персональной темноте, в колыбели из собственных предчувствий и ожиданий. И так мы лежим тихонько, как куколки богомолов, а где-то (не спрашивайте меня) ровными стопочками сложены узкие аккуратные коробочки с детскими волшебными палочками.
И на каждой написано имя и срок годности.
И почти все они просрочены. Потому что мы выросли и забыли. Выросли и забыли.
Потому что мы каждый раз уверены, что что-то понимаем друг о друге (особенно если любовь, господи, если любовь)…
(Елена Касьян - pristalnaya)
Что мы, вообще, можем понять, лежащие в тёмной комнате на разных материках постели?
И один из нас думает о том, что любовь, любовь (господи, а что же ещё-то?) должна быть спасением. И что, проснувшись утром, вдруг обретёшь этот дар – быть спасённым любовью, как волшебной палочкой, которую накрепко сочинил себе в детстве и отложил на чёрный день.
И этот один из нас лежит, вглядываясь в темноту над собой, и ждёт чёрного рассвета с надеждой и сомнением.
С надеждой – потому что убеждал себя много лет, и почти убедил, и всё себе придумал и представил. И тот единственный смысл, который возвёл в абсолют, теперь скрашивает ожидание.
С сомнением – потому что смысл этот зыбок и недоказуем. Но ведь любовь же, господи, что же ещё!
И тянет руку, чтобы тихонько коснуться того, второго.
А второй из нас лежит и думает о том, что любовь – это смерть, это смерть…
Второй шевелит пальцами ног под одеялом и чувствует себя богомолом. И закрывает глаза, чтобы отделить свою собственную темноту от темноты общей, и видит изнутри только красное и овальное, красное и круглое, красное и пульсирующее.
И боится. И всегда знал, что так будет однажды, а боится всё равно. И тихонько отодвигается и изгибается на постели, чтобы лежащий в другом полушарии спальни не дотянулся, не коснулся, не потревожил страшного ожидания.
А над ними обоими витает любовь. Одна и та же. Та же самая, что и над всеми остальными. Над всеми, вообще!
И каждый, каждый из нас лежит, глядя в потолок или закрыв глаза, в своей персональной темноте, в колыбели из собственных предчувствий и ожиданий. И так мы лежим тихонько, как куколки богомолов, а где-то (не спрашивайте меня) ровными стопочками сложены узкие аккуратные коробочки с детскими волшебными палочками.
И на каждой написано имя и срок годности.
И почти все они просрочены. Потому что мы выросли и забыли. Выросли и забыли.
Потому что мы каждый раз уверены, что что-то понимаем друг о друге (особенно если любовь, господи, если любовь)…
(Елена Касьян - pristalnaya)
Я кинулся к нему, как к родному, прямо на лезвия - что-то о бессоннице, снах, тени, желтом мире. Ножницы-губы сверкали, улыбались.
- Плохо ваше дело! По-видимому, у вас образовалась душа.
Душа? Это странное, древнее, давно забытое слово. Мы говорили иногда "душа в душу", "равнодушно", "душегуб", но душа - -
- Это… очень опасно, - пролепетал я.
- Неизлечимо, - отрезали ножницы.
- Но… собственно, в чем же суть? Я как-то не… не представляю.
- Видите… как бы это вам… Ведь вы математик?
- Да.
- Так вот - плоскость, поверхность, ну вот это зеркало. И на поверхности мы с вами, вот - видите, и щурим глаза от солнца, и эта синяя электрическая искра в трубке, и вон - мелькнула тень аэро. Только на поверхности, только секундно. Но представьте - от какого-то огня эта непроницаемая поверхность вдруг размягчилась, и уж ничто не скользит по ней - все проникает внутрь, туда, в этот зеркальный мир, куда мы с любопытством заглядываем детьми - дети вовсе не так глупы, уверяю вас. Плоскость стала объемом, телом, миром, и это внутри зеркала - внутри вас - солнце, и вихрь от винта аэро, и ваши дрожащие губы, и еще чьи-то. И понимаете: холодное зеркало отражает, отбрасывает, а это - впитывает, и от всего след - навеки. Однажды еле заметная морщинка у кого-то на лице - и она уже навсегда в вас; однажды вы услышали: в тишине упала капля - и вы слышите сейчас…
- Да, да, именно… - Я схватил его за руку. Я слышал сейчас: из крана умывальника - медленно капают капли в тишину. И я знал это - навсегда. Но все-таки почему же вдруг душа? Не было, не было - и вдруг… Почему ни у кого нет, а у меня…
Я еще крепче вцепился в тончайшую руку: мне жутко было потерять спасательный круг.
- Почему? А почему у нас нет перьев, нет крыльев - одни только лопаточные кости - фундамент для крыльев? Да потому что крылья уже не нужны - есть аэро, крылья только мешали бы. Крылья - чтобы летать, а нам уже некуда: мы - прилетели, мы - нашли. Не так ли?
Я растерянно кивнул головой. Он посмотрел на меня, рассмеялся остро, ланцетно. Тот, другой, услышал, тумбоного протопал из своего кабинета, глазами подкинул на рога моего тончайшего доктора, подкинул меня.
- В чем дело? Как: душа? Душа, вы говорите? Черт знает что! Этак мы скоро и до холеры дойдем. Я вам говорил (тончайшего на рога) - я вам говорил: надо у всех - у всех фантазию… Экстирпировать фантазию. Тут только хирургия, только одна хирургия…
(Е. Замятин. Мы)
- Плохо ваше дело! По-видимому, у вас образовалась душа.
Душа? Это странное, древнее, давно забытое слово. Мы говорили иногда "душа в душу", "равнодушно", "душегуб", но душа - -
- Это… очень опасно, - пролепетал я.
- Неизлечимо, - отрезали ножницы.
- Но… собственно, в чем же суть? Я как-то не… не представляю.
- Видите… как бы это вам… Ведь вы математик?
- Да.
- Так вот - плоскость, поверхность, ну вот это зеркало. И на поверхности мы с вами, вот - видите, и щурим глаза от солнца, и эта синяя электрическая искра в трубке, и вон - мелькнула тень аэро. Только на поверхности, только секундно. Но представьте - от какого-то огня эта непроницаемая поверхность вдруг размягчилась, и уж ничто не скользит по ней - все проникает внутрь, туда, в этот зеркальный мир, куда мы с любопытством заглядываем детьми - дети вовсе не так глупы, уверяю вас. Плоскость стала объемом, телом, миром, и это внутри зеркала - внутри вас - солнце, и вихрь от винта аэро, и ваши дрожащие губы, и еще чьи-то. И понимаете: холодное зеркало отражает, отбрасывает, а это - впитывает, и от всего след - навеки. Однажды еле заметная морщинка у кого-то на лице - и она уже навсегда в вас; однажды вы услышали: в тишине упала капля - и вы слышите сейчас…
- Да, да, именно… - Я схватил его за руку. Я слышал сейчас: из крана умывальника - медленно капают капли в тишину. И я знал это - навсегда. Но все-таки почему же вдруг душа? Не было, не было - и вдруг… Почему ни у кого нет, а у меня…
Я еще крепче вцепился в тончайшую руку: мне жутко было потерять спасательный круг.
- Почему? А почему у нас нет перьев, нет крыльев - одни только лопаточные кости - фундамент для крыльев? Да потому что крылья уже не нужны - есть аэро, крылья только мешали бы. Крылья - чтобы летать, а нам уже некуда: мы - прилетели, мы - нашли. Не так ли?
Я растерянно кивнул головой. Он посмотрел на меня, рассмеялся остро, ланцетно. Тот, другой, услышал, тумбоного протопал из своего кабинета, глазами подкинул на рога моего тончайшего доктора, подкинул меня.
- В чем дело? Как: душа? Душа, вы говорите? Черт знает что! Этак мы скоро и до холеры дойдем. Я вам говорил (тончайшего на рога) - я вам говорил: надо у всех - у всех фантазию… Экстирпировать фантазию. Тут только хирургия, только одна хирургия…
(Е. Замятин. Мы)
Я наказана и стою в углу.
Нет, я сижу в углу. Мама ушла в магазин, а я тихонько придвинула стул и теперь сижу в углу. Но я всё равно наказана.
Данка выманила у меня новую коробку карандашей. Ну не так, чтобы прямо выманила! Я почти сама ей подарила. Не ей сейчас, так её сестре бы потом - точно! Они когда чего-то хотят, делаются сразу такие бледные и жалостные, и всё время вздыхают тяжело. И у меня внутри что-то начинает шевелиться такое колючее, что хочется плакать… и тошнит в голове. Я это не люблю очень, я от этого грустная делаюсь сразу.
Данка убежала домой, пряча карандаши под майкой. И у неё было такое лицо, как будто она сейчас умрёт от страха и счастья.
А мама мне говорит:
- Ну-ка признавайся, что ты там опять? Знаю я тебя. Посмотри мне в глаза. Ну-ка!
Мама говорит:
- Всю квартиру бы раздала! Сил никаких нет. Отвечай, Полина, я тебя спрашиваю!
Мама говорит:
- Карандаши, что ли, новые? Совсем совесть потеряла! Совсем… Марш в угол!
И больше не разговаривает со мной, и надевает плащ, и уходит в магазин.
Я сижу в углу на стуле и думаю, что когда я потеряла новенький зонтик в парке, мама сильно расстроилась, и ругала меня долго.
А совесть – это, наверное, не так страшно. Мы её и не покупали вовсе (где ж я её потеряла-то?..) и не дарил нам никто (куда она могла деться?..), разве что мама принесла, а я не заметила.
Я заглядываю под стул, на всякий случай, но там ничего нет.
Мама не любит, когда я трогаю её вещи. А уж когда теряю – тем более.
Сидеть в углу скучно.
Я закрываю глаза и представляю, что у меня вырастают длинные-длинные ноги, и я достаю ими до пола. Потом ноги прорастают через пол и растут до самого первого этажа, до квартиры пани Ядвиги (ой, а вдруг я на неё наступлю!), я поджимаю пальцы и открываю глаза.
И думаю, как хорошо, что у меня ноги не растут сквозь пол. Как бы я ходила по двору с тремя этажами на ногах?
Я слезаю со стула и подхожу к открытому окну. Если мама уже возвращается, то я быстро встану в угол и буду послушно наказана. А если не возвращается, то не считается.
По двору ездит Ромка на велосипеде, а за ним бегает рыжая собачка Бутуся и радостно лает на колёса.
- Ромка, Ромка! - кричу я. – А где у тебя совесть лежит?
- Она не лежит, - отвечает Ромка, - она внутри вмонтирована! Это такая деталька в человеке, как подшипник! А тебе зачем?
- Я потеряла, - говорю.
И чувствую, как глаза наполняются слезами. И я быстро возвращаюсь в угол и сажусь на стул. Если часто-часто моргать ресницами и дышать ртом, то слёзы не потекут. Это я давно проверила.
Но у меня почти никогда не получается. Поэтому я шмыгаю носом и утираюсь рукавом, и делаюсь грустная.
А потом в двери щёлкает замок, и приходит мама, и сразу идёт в мою комнату. И говорит:
- Ну что ты тут, горе луковое?
И я вижу, что она уже не сердится, но из угла не выхожу.
Мама говорит:
- Хорошо ты тут на стуле устроилась. Ты что плакала, Полина? Ну-ка!
Мама говорит:
- Ладно, купим другие карандаши. Перестань уже, ладно. Ну, иди сюда.
И я бросаюсь к маме и сразу начинаю плакать.
- Мамочка, я больше не потеряю совесть! Я знаю, где она, она нашлась!
И я веду маму на балкон. И она послушно идёт со мной за руку, и смеётся, и гладит меня по голове.
Там в шкафу, на балконе, на нижней полке стоит большой ящик с инструментами и всякими детальками. Я открываю его и говорю:
- Вот, мама, видишь? Вот тут она, совесть! Тут много!
Мама смотрит - то на меня, то на ящик - и у неё делается такое лицо, как будто она сейчас умрёт от страха и счастья…
(Елена Касьян. Где лежит совесть)
Нет, я сижу в углу. Мама ушла в магазин, а я тихонько придвинула стул и теперь сижу в углу. Но я всё равно наказана.
Данка выманила у меня новую коробку карандашей. Ну не так, чтобы прямо выманила! Я почти сама ей подарила. Не ей сейчас, так её сестре бы потом - точно! Они когда чего-то хотят, делаются сразу такие бледные и жалостные, и всё время вздыхают тяжело. И у меня внутри что-то начинает шевелиться такое колючее, что хочется плакать… и тошнит в голове. Я это не люблю очень, я от этого грустная делаюсь сразу.
Данка убежала домой, пряча карандаши под майкой. И у неё было такое лицо, как будто она сейчас умрёт от страха и счастья.
А мама мне говорит:
- Ну-ка признавайся, что ты там опять? Знаю я тебя. Посмотри мне в глаза. Ну-ка!
Мама говорит:
- Всю квартиру бы раздала! Сил никаких нет. Отвечай, Полина, я тебя спрашиваю!
Мама говорит:
- Карандаши, что ли, новые? Совсем совесть потеряла! Совсем… Марш в угол!
И больше не разговаривает со мной, и надевает плащ, и уходит в магазин.
Я сижу в углу на стуле и думаю, что когда я потеряла новенький зонтик в парке, мама сильно расстроилась, и ругала меня долго.
А совесть – это, наверное, не так страшно. Мы её и не покупали вовсе (где ж я её потеряла-то?..) и не дарил нам никто (куда она могла деться?..), разве что мама принесла, а я не заметила.
Я заглядываю под стул, на всякий случай, но там ничего нет.
Мама не любит, когда я трогаю её вещи. А уж когда теряю – тем более.
Сидеть в углу скучно.
Я закрываю глаза и представляю, что у меня вырастают длинные-длинные ноги, и я достаю ими до пола. Потом ноги прорастают через пол и растут до самого первого этажа, до квартиры пани Ядвиги (ой, а вдруг я на неё наступлю!), я поджимаю пальцы и открываю глаза.
И думаю, как хорошо, что у меня ноги не растут сквозь пол. Как бы я ходила по двору с тремя этажами на ногах?
Я слезаю со стула и подхожу к открытому окну. Если мама уже возвращается, то я быстро встану в угол и буду послушно наказана. А если не возвращается, то не считается.
По двору ездит Ромка на велосипеде, а за ним бегает рыжая собачка Бутуся и радостно лает на колёса.
- Ромка, Ромка! - кричу я. – А где у тебя совесть лежит?
- Она не лежит, - отвечает Ромка, - она внутри вмонтирована! Это такая деталька в человеке, как подшипник! А тебе зачем?
- Я потеряла, - говорю.
И чувствую, как глаза наполняются слезами. И я быстро возвращаюсь в угол и сажусь на стул. Если часто-часто моргать ресницами и дышать ртом, то слёзы не потекут. Это я давно проверила.
Но у меня почти никогда не получается. Поэтому я шмыгаю носом и утираюсь рукавом, и делаюсь грустная.
А потом в двери щёлкает замок, и приходит мама, и сразу идёт в мою комнату. И говорит:
- Ну что ты тут, горе луковое?
И я вижу, что она уже не сердится, но из угла не выхожу.
Мама говорит:
- Хорошо ты тут на стуле устроилась. Ты что плакала, Полина? Ну-ка!
Мама говорит:
- Ладно, купим другие карандаши. Перестань уже, ладно. Ну, иди сюда.
И я бросаюсь к маме и сразу начинаю плакать.
- Мамочка, я больше не потеряю совесть! Я знаю, где она, она нашлась!
И я веду маму на балкон. И она послушно идёт со мной за руку, и смеётся, и гладит меня по голове.
Там в шкафу, на балконе, на нижней полке стоит большой ящик с инструментами и всякими детальками. Я открываю его и говорю:
- Вот, мама, видишь? Вот тут она, совесть! Тут много!
Мама смотрит - то на меня, то на ящик - и у неё делается такое лицо, как будто она сейчас умрёт от страха и счастья…
(Елена Касьян. Где лежит совесть)
- Кто тебя знает… Человек - как роман: до самой последней страницы не знаешь, чем кончится. Иначе не стоило бы и читать…
(Е. Замятин. Мы)
(Е. Замятин. Мы)
Я спрашиваю: о чем люди - с самых пеленок - молились, мечтали, мучились? О том, чтобы кто-нибудь раз навсегда сказал им, что такое счастье - и потом приковал их к этому счастью на цепь. Что же другое мы теперь делаем, как не это? Древняя мечта о рае… Вспомните: в раю уже не знают желаний, не знают жалости, не знают любви, там - блаженные с оперированной фантазией (только потому и блаженные) - ангелы, рабы Божьи…
(Е. Замятин. Мы)
(Е. Замятин. Мы)
Ребёнок внутри меня, мой внутренний ребёнок, больше не хочет играть один.
Сперва его сажали в манеж, давали погремушки и уходили в кухню. И выглядывали изредка из-за двери – проверить.
Сидит? Сидит. Играет? Играет.
И на цыпочках уходили опять.
Потом ему покупали книжки, или кубики, или конструктор. Какие-то куклы, дочки-матери, грузовички какие-то, наборы цветных машинок, альбомы и краски…
Он умеет играть один. Он прекрасно умеет себя занять.
Да что вы говорите? Такой самостоятельный ребёнок!
Да-да, сами не нарадуемся…
Ребёнку внутри меня очень повезло. Он сразу знал, что есть времена, когда нужно уметь играть самому с собой. Рассматривать узор на ковре и на обоях. Читать буковки в тишине, шевеля губами. Понимать про любовь и про смерть. Бояться того и другого.
Хотеть того и другого.
Сидеть над разбитым корытом. Над недопитой бутылкой. С сигаретой на балконе. В слезах на постели. В чужом городе на вокзале. В больничном коридоре. На лавочке у могилы…
Мой внутренний ребёнок освоил почти все игры, но больше не хочет играть один.
Он больше не хочет!
Потому что - ну ведь должны же где-то быть ещё дети!
(Елена Касьян - pristalnaya)
Сперва его сажали в манеж, давали погремушки и уходили в кухню. И выглядывали изредка из-за двери – проверить.
Сидит? Сидит. Играет? Играет.
И на цыпочках уходили опять.
Потом ему покупали книжки, или кубики, или конструктор. Какие-то куклы, дочки-матери, грузовички какие-то, наборы цветных машинок, альбомы и краски…
Он умеет играть один. Он прекрасно умеет себя занять.
Да что вы говорите? Такой самостоятельный ребёнок!
Да-да, сами не нарадуемся…
Ребёнку внутри меня очень повезло. Он сразу знал, что есть времена, когда нужно уметь играть самому с собой. Рассматривать узор на ковре и на обоях. Читать буковки в тишине, шевеля губами. Понимать про любовь и про смерть. Бояться того и другого.
Хотеть того и другого.
Сидеть над разбитым корытом. Над недопитой бутылкой. С сигаретой на балконе. В слезах на постели. В чужом городе на вокзале. В больничном коридоре. На лавочке у могилы…
Мой внутренний ребёнок освоил почти все игры, но больше не хочет играть один.
Он больше не хочет!
Потому что - ну ведь должны же где-то быть ещё дети!
(Елена Касьян - pristalnaya)
Я по двору хожу и хожу, а гулять никто не выходит. Тогда я сажусь на лавочку и жду. И думаю, что время то быстро бежит, то медленно ползёт. И у меня сейчас медленно, а у кого-то, наверняка, быстро. А поменяться нам никак нельзя.
Я жду-пожду, никто гулять не выходит.
Тогда я иду через арку, выхожу на проспект и стою себе возле стеночки, смотрю вокруг.
Вокруг всего много. Дяденьки ходят и тётеньки, машины ездят, собаки пробегают, пролетают голуби и воробьи, шумно очень.
Если прижимать ладошки к ушам и отпускать, прижимать и отпускать, то получается, как будто ветер шумит в ракушке, или даже море.
Я иду по улице и слушаю то море, то ветер.
А потом - раз! - смотрю, а я уже заблудилась. Ой-ой!
И стразу страшно, и в носу щекотно. И я поворачиваюсь и бегу обратно. А обратно ничего не похоже. Тогда я в другое обратно бегу, и снова попадаю в чужое. И ноги сразу делаются слабые, и сильно давит что-то в горле.
И тогда надо плакать. Потому что, когда совсем не знаешь, что делать, всегда лучше плакать. Тем более, если вокруг чужое.
И я стою и плачу, и время у меня никуда не двигается. А машины едут и едут, у них всё хорошо и быстро получается.
А у меня как будто весь мир уже распух от слёз, и в голове гудит. Но не ветер, не море, и даже не машины. А как будто там набито много ваты, и кто-то трубит в неё глухо…
А мама присаживается на корточки рядом и говорит:
- Господи, Полина, что ты тут стоишь? Ты чего плачешь?
Мама говорит:
- Ты упала? Тебя кто-то обидел? Да что ж такое?
Я говорю:
- Я заблудилась, мама!
А мама говорит:
- Как же заблудилась, если ты прямо под домом стоишь! Да что с тобой такое?
А я смотрю - и в самом деле. Стою почти прямо под аркой. Ой-ой!
Как так? Непонятно ничего.
И сразу всё узнаю, и всё своё вокруг, знакомое.
Я с мамой не очень люблю за руку ходить. Но вот прямо сейчас люблю почему-то очень. И мы идём к подъезду. А там стоят Данка с Касей. И едят хлеб с маслом и зелёным луком.
И Кася говорит:
- Ты где была? Ты ревела что ли?
А я говорю:
- Я плакала, потому что заблуждалась!
И поднимаюсь по ступенькам, а они провожают меня завистливыми взглядами, и даже не знают, что бы ещё спросить.
Я им потом и так всё расскажу. А сейчас я очень домой хочу.
И я бегу вверх по ступенькам, и время бежит быстро-быстро, как раз как надо, как положено.
(Елена Касьян. Ой-ой!)
Я жду-пожду, никто гулять не выходит.
Тогда я иду через арку, выхожу на проспект и стою себе возле стеночки, смотрю вокруг.
Вокруг всего много. Дяденьки ходят и тётеньки, машины ездят, собаки пробегают, пролетают голуби и воробьи, шумно очень.
Если прижимать ладошки к ушам и отпускать, прижимать и отпускать, то получается, как будто ветер шумит в ракушке, или даже море.
Я иду по улице и слушаю то море, то ветер.
А потом - раз! - смотрю, а я уже заблудилась. Ой-ой!
И стразу страшно, и в носу щекотно. И я поворачиваюсь и бегу обратно. А обратно ничего не похоже. Тогда я в другое обратно бегу, и снова попадаю в чужое. И ноги сразу делаются слабые, и сильно давит что-то в горле.
И тогда надо плакать. Потому что, когда совсем не знаешь, что делать, всегда лучше плакать. Тем более, если вокруг чужое.
И я стою и плачу, и время у меня никуда не двигается. А машины едут и едут, у них всё хорошо и быстро получается.
А у меня как будто весь мир уже распух от слёз, и в голове гудит. Но не ветер, не море, и даже не машины. А как будто там набито много ваты, и кто-то трубит в неё глухо…
А мама присаживается на корточки рядом и говорит:
- Господи, Полина, что ты тут стоишь? Ты чего плачешь?
Мама говорит:
- Ты упала? Тебя кто-то обидел? Да что ж такое?
Я говорю:
- Я заблудилась, мама!
А мама говорит:
- Как же заблудилась, если ты прямо под домом стоишь! Да что с тобой такое?
А я смотрю - и в самом деле. Стою почти прямо под аркой. Ой-ой!
Как так? Непонятно ничего.
И сразу всё узнаю, и всё своё вокруг, знакомое.
Я с мамой не очень люблю за руку ходить. Но вот прямо сейчас люблю почему-то очень. И мы идём к подъезду. А там стоят Данка с Касей. И едят хлеб с маслом и зелёным луком.
И Кася говорит:
- Ты где была? Ты ревела что ли?
А я говорю:
- Я плакала, потому что заблуждалась!
И поднимаюсь по ступенькам, а они провожают меня завистливыми взглядами, и даже не знают, что бы ещё спросить.
Я им потом и так всё расскажу. А сейчас я очень домой хочу.
И я бегу вверх по ступенькам, и время бежит быстро-быстро, как раз как надо, как положено.
(Елена Касьян. Ой-ой!)
Всем девочкам иногда бывает грустно, и им хочется себя жалеть.
Данка с Касей не любят жалеть себя сами, поэтому они приходят ко мне.
- Каська была у Ромки и ела там зефир! – говорит Данка. – И меня не позвала!
- Ничего, - жалею я Данку, - когда у нас будет зефир, я тебя обязательно позову.
- А я вчера порезала палец, и было больно! – говорит Кася. – Я плакала, а Данка кривлялась!
- Бедная Касюня, - жалею я Касю. – Сегодня уже не болит?
- А у тебя есть компот? – спрашивает Данка.
У нас как раз есть компот. Замечательный компот из сливы и крыжовника. И это очень хорошо, потому что без компота было бы совсем грустно. И мы идём на кухню, и уже не надо никого жалеть.
А там, на подоконнике, пляшет бабочка-капустница. Как она сюда залетела?
- Бабочка! Бабочка! – кричит Данка. – Давай её поймаем, и сделаем «секретик»!
- Нет, не поймаем! – говорю я. – Мы её выпустим.
- Она всё равно только один день живёт, - говорит Кася. – Лучше её в «секретик».
- Нет, не лучше, - говорю я.
- Тогда мы с тобой не играем! – говорит Данка.
Она тащит Касю за рукав, та быстро допивает свой компот и пытается вытряхнуть из стакана половинку сливы. Слива падает мимо рта на пол, Кася нечаянно наступает на неё ногой и очень расстраивается.
- И вообще, не дружим! – добавляет она и бежит за Данкой.
Я подхожу к окну и пошире открываю форточку.
- Вот такие они всегда, - жалуюсь я бабочке. – Вообще, они хорошие. Но вот такие.
Бабочка понимающе бьётся о стекло. Я чуть-чуть подталкиваю её рукой, и она вылетает на свободу. Я ещё немножко смотрю ей вслед и иду убирать раздавленную сливу.
Я лежу в постели, тёплая и мягкая после ванной, и пахну шампунем и махровым полотенцем.
- Мама, ты видела, как умирают бабочки?
Мама говорит:
- Что за вопросы, Полина? Спи давай. Больше не о чем тебе думать…
Мама поправляет одеяло и говорит:
- Видела. Мы в детстве сачком ловили. У нас один мальчик коллекцию собирал.
Я молчу и представляю маму в её детстве. Не представляется никак.
- Нет, - говорю, - чтобы сами! Понимаешь?
Мама говорит:
- Ну, об лампочку могут. Или о стекло машины… Господи, что за глупости? Полина, спи!
Мама уходит в кухню и прикрывает дверь.
А я думаю, что это всё не то. А вот чтобы бабочка жила-жила, а потом состарилась и умерла сама, как человек. Даже если это только один день. Кто-нибудь видел?
И я решаю, что никто не видел. А раз так, значит, бабочки не умирают!
Бабочки, вообще, бессмертны!
И если на них не наступать ногами, не ловить сачками, не жечь лампочками, не складывать в «секретики» - то они будут жить вечно!
Я поворачиваюсь на бок, складываю под щекой ладошки и закрываю глаза.
И сразу вокруг начинают плясать цветные бабочки. Целое небо бабочек.
И одна из них Данка… И чуть дальше – Кася… А вон та пёстренькая - это я…
(Елена Касьян. Пёстренькая)
Данка с Касей не любят жалеть себя сами, поэтому они приходят ко мне.
- Каська была у Ромки и ела там зефир! – говорит Данка. – И меня не позвала!
- Ничего, - жалею я Данку, - когда у нас будет зефир, я тебя обязательно позову.
- А я вчера порезала палец, и было больно! – говорит Кася. – Я плакала, а Данка кривлялась!
- Бедная Касюня, - жалею я Касю. – Сегодня уже не болит?
- А у тебя есть компот? – спрашивает Данка.
У нас как раз есть компот. Замечательный компот из сливы и крыжовника. И это очень хорошо, потому что без компота было бы совсем грустно. И мы идём на кухню, и уже не надо никого жалеть.
А там, на подоконнике, пляшет бабочка-капустница. Как она сюда залетела?
- Бабочка! Бабочка! – кричит Данка. – Давай её поймаем, и сделаем «секретик»!
- Нет, не поймаем! – говорю я. – Мы её выпустим.
- Она всё равно только один день живёт, - говорит Кася. – Лучше её в «секретик».
- Нет, не лучше, - говорю я.
- Тогда мы с тобой не играем! – говорит Данка.
Она тащит Касю за рукав, та быстро допивает свой компот и пытается вытряхнуть из стакана половинку сливы. Слива падает мимо рта на пол, Кася нечаянно наступает на неё ногой и очень расстраивается.
- И вообще, не дружим! – добавляет она и бежит за Данкой.
Я подхожу к окну и пошире открываю форточку.
- Вот такие они всегда, - жалуюсь я бабочке. – Вообще, они хорошие. Но вот такие.
Бабочка понимающе бьётся о стекло. Я чуть-чуть подталкиваю её рукой, и она вылетает на свободу. Я ещё немножко смотрю ей вслед и иду убирать раздавленную сливу.
Я лежу в постели, тёплая и мягкая после ванной, и пахну шампунем и махровым полотенцем.
- Мама, ты видела, как умирают бабочки?
Мама говорит:
- Что за вопросы, Полина? Спи давай. Больше не о чем тебе думать…
Мама поправляет одеяло и говорит:
- Видела. Мы в детстве сачком ловили. У нас один мальчик коллекцию собирал.
Я молчу и представляю маму в её детстве. Не представляется никак.
- Нет, - говорю, - чтобы сами! Понимаешь?
Мама говорит:
- Ну, об лампочку могут. Или о стекло машины… Господи, что за глупости? Полина, спи!
Мама уходит в кухню и прикрывает дверь.
А я думаю, что это всё не то. А вот чтобы бабочка жила-жила, а потом состарилась и умерла сама, как человек. Даже если это только один день. Кто-нибудь видел?
И я решаю, что никто не видел. А раз так, значит, бабочки не умирают!
Бабочки, вообще, бессмертны!
И если на них не наступать ногами, не ловить сачками, не жечь лампочками, не складывать в «секретики» - то они будут жить вечно!
Я поворачиваюсь на бок, складываю под щекой ладошки и закрываю глаза.
И сразу вокруг начинают плясать цветные бабочки. Целое небо бабочек.
И одна из них Данка… И чуть дальше – Кася… А вон та пёстренькая - это я…
(Елена Касьян. Пёстренькая)
1
ГАМЛЕТ
Гул затих. Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далеком отголоске
Что случится на моем веку.
На меня наставлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси.
Если только можно, Авва Отче,
Чашу эту мимо пронеси.
Я люблю твой замысел упрямый
И играть согласен эту роль.
Но сейчас идет другая драма,
И на этот раз меня уволь.
Но продуман распорядок действий,
И неотвратим конец пути.
Я один, все тонет в фарисействе.
Жизнь прожить - не поле перейти.
(Борис Пастернак)
ГАМЛЕТ
Гул затих. Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далеком отголоске
Что случится на моем веку.
На меня наставлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси.
Если только можно, Авва Отче,
Чашу эту мимо пронеси.
Я люблю твой замысел упрямый
И играть согласен эту роль.
Но сейчас идет другая драма,
И на этот раз меня уволь.
Но продуман распорядок действий,
И неотвратим конец пути.
Я один, все тонет в фарисействе.
Жизнь прожить - не поле перейти.
(Борис Пастернак)
6
ОБЪЯСНЕНИЕ
Жизнь вернулась так же беспричинно,
Как когда-то странно прервалась.
Я на той же улице старинной,
Как тогда, в тот летний день и час.
Те же люди и заботы те же,
И пожар заката не остыл,
Как его тогда к стене Манежа
Вечер смерти наспех пригвоздил.
Женщины в дешевом затрапезе
Так же ночью топчут башмаки.
Их потом на кровельном железе
Так же распинают чердаки.
Вот одна походкою усталой
Медленно выходит на порог
И, поднявшись из полуподвала,
Переходит двор наискосок.
Я опять готовлю отговорки,
И опять все безразлично мне.
И соседка, обогнув задворки,
Оставляет нас наедине.
Не плачь, не морщь опухших губ,
Не собирай их в складки.
Разбередишь присохший струп
Весенней лихорадки.
Сними ладонь с моей груди,
Мы провода под током,
Друг к другу вновь, того гляди,
Нас бросит ненароком.
Пройдут года, ты вступишь в брак,
Забудешь неустройства.
Быть женщиной - великий шаг,
Сводить с ума - геройство.
А я пред чудом женских рук,
Спины, и плеч, и шеи
И так с привязанностью слуг
Весь век благоговею.
Но как ни сковывает ночь
Меня кольцом тоскливым,
Сильней на свете тяга прочь
И манит страсть к разрывам.
(Борис Пастернак)
ОБЪЯСНЕНИЕ
Жизнь вернулась так же беспричинно,
Как когда-то странно прервалась.
Я на той же улице старинной,
Как тогда, в тот летний день и час.
Те же люди и заботы те же,
И пожар заката не остыл,
Как его тогда к стене Манежа
Вечер смерти наспех пригвоздил.
Женщины в дешевом затрапезе
Так же ночью топчут башмаки.
Их потом на кровельном железе
Так же распинают чердаки.
Вот одна походкою усталой
Медленно выходит на порог
И, поднявшись из полуподвала,
Переходит двор наискосок.
Я опять готовлю отговорки,
И опять все безразлично мне.
И соседка, обогнув задворки,
Оставляет нас наедине.
Не плачь, не морщь опухших губ,
Не собирай их в складки.
Разбередишь присохший струп
Весенней лихорадки.
Сними ладонь с моей груди,
Мы провода под током,
Друг к другу вновь, того гляди,
Нас бросит ненароком.
Пройдут года, ты вступишь в брак,
Забудешь неустройства.
Быть женщиной - великий шаг,
Сводить с ума - геройство.
А я пред чудом женских рук,
Спины, и плеч, и шеи
И так с привязанностью слуг
Весь век благоговею.
Но как ни сковывает ночь
Меня кольцом тоскливым,
Сильней на свете тяга прочь
И манит страсть к разрывам.
(Борис Пастернак)
Offline -
Времени не хватает -
трачу его - мот я! -
на болтовню телефонную,
сон, интернет, шмотки.
С мужем - только на кухне
(завтрак-обед-ужин);
мать меня ненавидит
вместе с отцом -
дружно;
дочь - как чужие дети -
быстро растет. Я бы
вовсе сняла крышу,
чтоб не слетала... Стадно
крашу себя помадой,
плачу во сне, рисую
скрипом песка - на стеклах.
Листья в черту косую предпочитаю
створкам -
клечатых...
(слишком поздно...)
.............................
.............................
- Знаешь, во рту конфеты
слаще, чем в магазинах...
Ври, когда вновь приеду,
мне про жирафов и страны -
я Гумилева тоже
вылюбила
до корки,
тоже уже не дважды...
Ври же! Мне это важно!
Чтогдекогда....
Сколько
раз
ошибалась
стрелка,
не показав на письма
(ты мне писал?) в длинных
(я тебе - да) конвертах.
Сколько же?
Сколько?
Сколько...
Снова 5 : 5 в пользу...
Снова полет к звездам...
Снова мосты - сквозь и... -
Снова к щекам слезы
Липнут - не отереться.
Ты на замок - сердце,
Но... я - тебя - больше! -
Мамы, отца, дочки...
И потому - отмычки,
лом и иные средства
мне не нужны. Хочешь -
я отведу в детство?
Там мой дурацкий почерк -
пишет тебе. Слышишь
строчки -
в тетрадь - синим,
там, где дожди-косые-
линии, а не клетки...
Я ненавижу лето,
рельсы
и километры...
27.08.2002
(Ольга Хохлова)
Времени не хватает -
трачу его - мот я! -
на болтовню телефонную,
сон, интернет, шмотки.
С мужем - только на кухне
(завтрак-обед-ужин);
мать меня ненавидит
вместе с отцом -
дружно;
дочь - как чужие дети -
быстро растет. Я бы
вовсе сняла крышу,
чтоб не слетала... Стадно
крашу себя помадой,
плачу во сне, рисую
скрипом песка - на стеклах.
Листья в черту косую предпочитаю
створкам -
клечатых...
(слишком поздно...)
.............................
.............................
- Знаешь, во рту конфеты
слаще, чем в магазинах...
Ври, когда вновь приеду,
мне про жирафов и страны -
я Гумилева тоже
вылюбила
до корки,
тоже уже не дважды...
Ври же! Мне это важно!
Чтогдекогда....
Сколько
раз
ошибалась
стрелка,
не показав на письма
(ты мне писал?) в длинных
(я тебе - да) конвертах.
Сколько же?
Сколько?
Сколько...
Снова 5 : 5 в пользу...
Снова полет к звездам...
Снова мосты - сквозь и... -
Снова к щекам слезы
Липнут - не отереться.
Ты на замок - сердце,
Но... я - тебя - больше! -
Мамы, отца, дочки...
И потому - отмычки,
лом и иные средства
мне не нужны. Хочешь -
я отведу в детство?
Там мой дурацкий почерк -
пишет тебе. Слышишь
строчки -
в тетрадь - синим,
там, где дожди-косые-
линии, а не клетки...
Я ненавижу лето,
рельсы
и километры...
27.08.2002
(Ольга Хохлова)